Вокруг этого человека сложилось столько легенд, что не то что оценить его личность и роль в истории, но и привести какие-то более или менее достоверные факты его биографии довольно сложно.

Расхождения начинаются с самого начала - начала странствования Распутина. Кто-то утверждает, что он "ушел из села после обращения сельской общины к властям с ходатайством о его выселении", кто-то говорит, что он, "не бросая занятий крестьянским трудом, странствовал по православным монастырям". Разные версии бытуют и о его приближении ко двору (то ли было видение о болезни цесаревича, то ли "духовно утешенная" купчиха познакомила с высокопоставленным клириками), о том, чем он при этом дворе занимался (то ли устраивал близкие к оргиям хлыстовские радения, то ли лечил цесаревича, то ли заведовал "кадровыми перестановками"). Да и об убийстве его тоже толком мало что понятно - то ли "жидомасонский заговор" против русского святого, то ли попытка спасти окончательно дискредитированную монархию.

Распутина часто называют "духовным наставником" царской семьи. Сам царь говорил о нем, что Григорий - "хороший, простой, религиозный русский человек". И добавлял: "В минуты сомнения и душевной тревоги я люблю с ним беседовать, и после такой беседы мне всегда на душе делается легко и спокойно". В жизни царской семьи, по мнению искренней почитательницы Распутина и ближайшей подруги императрицы Анны Вырубовой, Распутин играл такую же роль, как св. Иоанн Кронштадтский. "Они так же верили ему, как о. Иоанну Кронштадтскому, страшно ему верили и, когда у них горе было, когда, например, наследник был болен, обращались к нему с просьбой помолиться". Как отмечает О.А.Платонов в книге "Жизнь за царя", до последней минуты царская чета верила в молитвы Григория Распутина. "Никто не мог поколебать их доверие, хотя им приносили враждебные газетные статьи и все старались им доказать, что он дурной человек. Не следует думать, что царь и царица были наивными людьми", - добавляет исследователь.

Упоминание великого православного подвижника св. Иоанна Кронштадсткого не случайно. Его имя будут часто вспоминать апологеты Распутина, рассматривающие все порочащие его слухи о нем как тщательно спланированную революционерами (масонами?) кампанию. Платонов пишет о том, что "святой Иоанн Кронштадтский верил в Григория Распутина, считая его выдающимся странником и молитвенником, то есть человеком, чья молитва Богу угодна". Между тем, сам Распутин, уже после смерти Иоанна Кронштадского, позволял себе крайне неуважительно о нем отзываться...

Как бы то ни было, надо признать, что выбор человека на роль духовника царская чета сделала несколько странный. Действительно, почему выбор монаршей фамилии остановился не на живших тогда православных подвижниках - отце Иоанне Кронштадском (+1908), или Оптинских старцах Иосифе (+1911), Варсонофии (+1913), Нектарии (+1928)? Почему внимание всероссийского самодержца и его супруги привлек именно Распутин? Человек, чья "святость" уже тогда у многих вызывала сомнения?

Дать ответ с определенностью невозможно. С одной стороны, надо полагать, сказалось распространенное тогда увлечение "народной верой", убеждение, что "истинное православие" сохранилось в среде простых людей... С другой, безусловно, проявилась и всеобщая "нравственная растерянность". "...В подсознательном скоплялись дурные мистические силы. Было время массового гипнотического отравления. Отсюда все нарастающее беспокойство, темные предчувствия, много суеверий и изуверства, прелесть и даже прямой обман. Темный образ Распутина остается самым характерным символом и симптомом этой зловещей духовной смуты...", - писал Георгий Флоровский в "Путях русского богословия".

Показательно, что в день знакомства с Распутиным, 1 ноября 1905 г., император Николай II занес в свой дневник краткое сообщение: "Познакомились с человеком Божиим - Григорием из Тобольской губ." "В то время никто еще не мог представить, что сулит царской семье это знакомство. Увлечения "Божиими людьми" были довольно распространены в русском обществе", - пишет Сергей Фирсов в "Русской Церкви накануне перемен". Так, заведующий архивом и библиотекой Святейшего Синода А.Н. Львов отмечал в дневнике за 1894 г., что в столице империи, босиком и в веригах, бродит какой-то странник Антоний. Одно уже то, что он появился в Петербурге в таком виде, создало ему ореол святости. "Народ валит к нему тысячами, - замечал Львов, - и несет, конечно, всевозможные приношения - и большие, и малые. Такие явления повторяются ныне все чаще и чаще и составляют просто знамение времени. Относительно таких безобразных проявлений всяких ханжей и проходимцев и писания об них не принимается никаких ни полицейских, ни цензурных мер. Можно ожидать, что скоро их будут возводить в звание "синодальных странников", как есть теперь синодальные миссионеры. Удивительное, право, время!"

"Стремление обрести чистоту, окунувшись в "народную веру", можно считать характерной чертой религиозности некоторых "богоискательски" настроенных представителей русской знати тех лет, - отмечает Фирсов. - Поиск в этой самой вере ответов на запросы духа и разрешения религиозных сомнений подогревал интерес ко всякого рода странникам и кликушам. То обстоятельство, что ответов искали не только и даже не столько у известных старцев (например, Оптинских), сколько у разного рода новоявленных пророков, само по себе достаточно характеризует нездоровую обстановку, сложившуюся в русском обществе к началу XX века. Одна из причин этого нездоровья заключалась в том, что в обществе (и не только в аристократической среде) перестали доверять Православной Церкви, ее пастырям". Увлечение Распутиным, как говорил митрополит Вениамин (Федченков), было "характерно для предреволюционного безвременья".

Обвинение в сектантстве, впоследствии снятое, на это увлечение уже никак не повлияло. Возможно, потому, что в начале XX века хлыстовство, по выражению профессора-протоиерея Тимофея Буткевича, "в той или другой форме" охватило "всю русскую землю". У хлыстов не было точно определенного богослужебного ритуала, общепринятого катехизиса, почему и классифицировать их молитвенные собрания, охарактеризовать виды их богослужений исследователям не удавалось. Как и в других сектах, здесь на первый план выходили "неблагоразумная ревность человека о своем спасении; гордость и высокомерие, повергающие иногда в духовную прелесть даже подвижников; увлечение ложной наукой и философией; плотские страсти, нравственная разнузданность и ложно понятая свобода, доводящая людей до самообоготворения", пишет Фирсов.

О. Тимофей отмечал, что и верования, и все религиозные ритуалы хлыстов (т.н. "радения") зависели исключительно от личности "лжепророков", которых они сами называли... "старцами". Отличить настоящих православных от хлыстов было достаточно непросто: по внешнему виду последние казались самыми благочестивыми православными, регулярно посещали храм, почитали иконы. Однако некоторые признаки, по которым можно было их опознать, все же существовали. Среди них - легкие половые отношения, воздержание от мясной пищи и др. Все они были присущи Григорию Распутину, что, конечно, не дает основания считать его "христовером". Скорее его можно признать своеобразным религиозным вольнодумцем. Не случайно чиновник Министерства внутренних дел С.П. Белецкий вспоминал, что, поддерживая в обиходе обрядовую сторону православия и высказывая свои мнения по вопросам догматического характера, "Распутин не признавал над своей душой власти той Церкви, к которой он себя сопричислял, вопросами обновления православной церковной жизни <...> не интересовался, а любил вдаваться в дебри схоластической казуистики, православное духовенство не только не уважал, а позволял себе третировать, никаких духовных авторитетов не ценил, даже в среде высшей церковной иерархии, отмежевав себе функции обер-прокурорского надзора, и чувствовал в себе молитвенный экстаз лишь в момент наивысшего удовлетворения своих болезненно порочных наклонностей".

Показательно, что и сама императрица не отрицала склонности "старца" к женскому полу. Правда, она эту склонность пыталась оправдать с нравственной точки зрения. Протопресвитер русской армии и флота Г.И. Шавельский в своих воспоминаниях приводит интересный рассказ, который в сентябре 1915 г. ему поведала вдова герцога Мекленбург-Стрелицкого графиня Карлова. Графиня рассказала отцу Георгию, что Александра Федоровна передала ей для прочтения, как весьма интересную, книгу "Юродивые святые русской Церкви", в которой красным карандашом императрицы были подчеркнуты слова, где говорилось, что у некоторых святых юродство проявлялось в форме половой распущенности. Комментировать это, по мнению протопресвитера, не стоило. Правда, о. Георгий оговорился, что заголовок книги воспроизводил по памяти. "Мне говорили, - писал он, - что книга эта составлена архиманд[ритом] Алексием (Кузнецовым), распутинцем, в оправдание Распутина. Может быть, в награду за эту услугу архимандрит Алексий, по рекомендации Распутина, в 1916г. был сделан викарием Московской епархии". В дальнейшем, ученый монах представил свою книгу в столичную духовную академию для получения степени магистра богословия, но совет академии ее отверг...

* * *

В написанной с искренней симпатией к Распутину книге "Жизнь за царя" О.А. Платонов утверждает, что в советской историографии "был создан миф о Распутине, миф, имеющий целью опоганить и дискредитировать Россию, ее крестьянское духовное народное начало, которое... олицетворял собой и Распутин". Действительно, образ Распутина - "символа разложения правящей верхушки" - зачастую использовался для дискредитации монархии и Церкви в России - и довольно успешно. Один из организаторов покушения на Григория Распутина, крайне правый депутат В.М. Пуришкевич сказал как-то, имея в виду ситуацию вокруг фигуры Распутина, что "ни один революционер не сделал столько зла России, как последние события в Православной Церкви". А председатель Совета министров В.Н. Коковцов уже в 1912 г. заявил редакторам газет, что статьи с упоминанием Распутина делают последнему рекламу и, "что хуже всего, играют в руку всем революционным организациям, расшатывая в корне престиж власти монарха, который держится, главным образом, обаянием окружающего его ореола, и с уничтожением последнего рухнет и самый принцип власти".

Но в то же время нельзя не признать, что основания сомнений в "святости" Распутина у "советских историографов" были, и немалые. И в этом плане новый, постсоветский миф о Распутине как о безгрешном старце ничуть не лучше прежнего. Если не сказать - хуже, ведь подобная "святость" бросает тень на всю Церковь, вынужденную объяснять своим чадам, почему и что за "околоправославные организации" канонизируют столь сомнительную фигуру. Утверждение о святости Распутина - вещь крайне опасная и для верующего человека смутительная.

Конечно, попытки создать другой, новый миф о Распутине понятны. После прославления в Соборе новомучеников и исповедников Российских в лике страстотерпцев Императора Николая II, Императрицы Александры, Царевича Алексия, Великих Княжен Ольги, Татьяны, Марии и Анастасии фигуру Распутина, по выражению священника Димитрия Юревича, клирика храма святителя Николая города Павловска (Санкт-Петербург), "пытаются использовать для оправдания деятельности последнего русского императора - но вряд ли он в этом нуждается". "Подвижничество и благочестие не делают человека безошибочным - не ошибается только Господь, - говорит и священник Алексий Колосов. - История Церкви, история святости - не собрание красивых картинок, это история преодоления человеческого несовершенства, история того, как сила Божия в немощи совершается. Это нужно помнить, когда мы обращаемся к жизни и опыту святых". А архимандрит Тихон (Шевкунов), признавая неоднозначность фигуры Распутина, напоминает о том, что "в истории человечества есть загадочные личности, о которых мы окончательно ничего не узнаем до Страшного суда Божия". Суд истории - он ведь не окончательный.