«У меня всё тело в шрамах: я не знаю, почему ещё не сижу в инвалидной коляске», — признался «АиФ» герой гонконгских кинобоевиков.

ЭТА встреча откладывалась раз десять. Когда мы наконец пересеклись в Гонконге, пресс-секретарь Чана холодно предупредил: «У вас 20 минут — на это время я заведу будильник». Джеки вошёл в комнату минута в минуту — точнее, не вошёл, а вбежал. «Как, у вас ещё не включён диктофон? Боже мой, да мы уже пять секунд потеряли!»

«В первом фильме меня сразу убили»

— ДЖЕКИ, вы можете раскрыть мне страшную тайну? Судя по вашим фильмам, Гонконг населён исключительно мастерами боевых искусств. Кажется, что обычный прохожий на улице, будь то миловидная девушка или трёхлетний мальчик, с разворота так бьёт противника ногой в ухо, что тот влипает лицом в асфальт.

— (Смеётся.) Нет, конечно. Когда я был ребёнком, у нас во дворе дрались на кулаках, никому и в голову не приходило махать ногами. А вот лет двести назад, возможно, именно так и было — лавочник знал пару удачных приёмов, как сломать шею грабителю, и учил им своего сына, а тот — своего. Сейчас боевые искусства уже не так популярны, на них не сделаешь денег; зато футболисты зарабатывают миллионы, и китайцы отдают детей в спортивные школы — считают, что за футболом будущее.

— А правда ли, что вы никогда не хотели заниматься боевыми искусствами?

— Да, это в принципе вышло случайно. Вы будете смеяться, но в молодости я собирался стать оперным певцом, брал профессиональные уроки пения в школе Пекинской оперы. Представляете меня сейчас на сцене — в смокинге и с бородой, как у Лучано Паваротти?

— Слабовато. Если только сумеете килограмм на пятьдесят потолстеть.

— (Смеётся.) Буду стараться. Если бы я в детстве заявил, что буду заниматься кунг-фу, надо мной бы весь дом смеялся — я носил очки, был хилым ребёнком, часто простужался. В кино я впервые появился так: мой приятель работал менеджером на студии, один раз им срочно потребовались люди в массовку. Друг предложил мне сыграть в фильме «Выход Дракона» с Брюсом Ли — изобразить одного из охранников злого босса мафии. Я сказал: да ты чего, я не владею приёмами. Он ответил: какая разница, тебя всё равно «убьют» через секунду. Так и получилось — я прыгнул на Ли с диким криком, он меня сразу вырубил. Вернувшись домой, я понял, как хреново сниматься в боевиках — ударив Брюса, я сломал об его челюсть два пальца.

— Я слышал, что на вас уже просто места живого нет.

— Не то слово. У меня три раза сломан нос, произошло пять переломов лодыжки, с десяток серьёзных травм черепа, я постоянно ломаю бёдра, пальцы на ногах, из глаз врачи достают кусочки стёкла. Всё тело покрыто шрамами — странно, что я ещё не снимаюсь в инвалидной коляске (смеётся). Ни одна страховая компания не желает страховать мою жизнь — боятся, что я сверну себе шею и они потеряют свои деньги! К счастью, играть в боевиках осталось недолго — мне 52 года, скоро перейду на роли седобородых мудрецов, наставляющих «молодых тигров» перед смертельной схваткой.

— Вы тут упомянули про свою хилость в детстве… Получается, что в киносказках есть доля правды — скучный ботаник в очках может сделаться суперменом?

— Вот именно. Боевые искусства не требуют, чтобы в человеке природой был заложен талант крушить черепа врагов. Например, в оперном пении ситуация куда сложнее, там сразу видно — голос либо есть, либо его нет. У меня какие способности? Мать работала горничной, отец — слугой в богатом доме. Я занимался одновременно кунг-фу, карате и тхеквондо. Главное — иметь упорство преодолевать соблазны. Хочется вечером с девочками погулять, на дискотеку пойти поколбаситься — друзья наслаждаются жизнью, а ты вечером в тренировочном зале, как идиот, отрабатываешь удары до седьмого пота. Охота плюнуть на эти проклятые боевые искусства. Но я выдержал — и доволен этим.

«В кино не дерутся, а танцуют»

— И СЕЙЧАС вы сможете, как на экране, эффектно раскидать пятерых нападающих, случись такая встреча в тёмном переулке возле вашего дома?

— Если кто-то из них будет с пистолетом, я скажу: о’кей, ребята, вот мой бумажник и часы, приятного вам вечера. С обычными хулиганами нет проблем — троих я уложу на месте, вот насчёт пяти не знаю… будем надеяться, что оставшиеся двое сами убегут (смеётся). Кино и боевые искусства — разные вещи. Народ смотрит на мои сражения на экране и мечтает: стану крутым каратистом, тому врежу в нос, этому в зубы, как всё замечательно! Я тоже так думал. А потом на съёмочной площадке видишь, что лучшие удары ставятся под руководством приглашённого хореографа из балета. В кино не дерутся, а танцуют.

— Вам уже три раза предлагали играть злодеев, но вы упорно отказываетесь…

— Причина проста — я не люблю быть злобным уродом. Мне Мел Гибсон давал роль в «Смертельном оружии». Пришёл домой, читаю сценарий: надо одному сломать позвонки, другого задушить проволокой, третьего зарезать. Я всегда изображал добрых и простых людей, сражавшихся с несправедливостью, а тут такое чудовище: слишком крутая смена имиджа получится. Впрочем, Гибсона мой отказ совершенно не расстроил: он выслушал и сказал, что найдёт другого актёра — уж кого-кого, а китайцев в Голливуде хватает.

— Как вам в принципе нравится работа в этом самом Голливуде?

— Отлично, с недавних пор меня стали на улице узнавать. А то раньше придёшь в ресторан на деловой ужин, так посетители с официантом путают, требуют пива принести (смеётся). Я не ожидал, что американские и китайские зрители такие разные. Например, в США у меня самым популярным стал блокбастер «Час пик». А в Китае его крутили при пустых залах — публика не пошла. Люди обиделись, что я стал сниматься в коммерческом кино! Оказывается, их куда больше устраивали старые примитивные фильмы о борьбе добра и зла, чем новые голливудские комедии. Есть ли у меня вообще успех как у актёра? Трудно сказать. Например, я вряд ли когда-нибудь сыграю Гамлета: на том основании, что Гамлет проткнул противника шпагой, а не приёмом под названием «коготь тигра».

— Мне в Голливуде одну вещь рассказывали… не знаю, шутка или нет, якобы у вас панический страх — когда-нибудь популярность закончится и вы станете бедным…

— Я думаю, у каждого человека, особенно у того, кто вырос в нищей семье, такое чувство присутствует подсознательно. Иногда люди, которые голодали, делают запасы сухарей под подушкой, хотя их дом ломится от еды. Я бутерброды в постели не храню, но именно по этой причине я не только актёр. У меня своя фирма, которая выпускает одежду от Джеки Чана, я веду программу на ТВ Гонконга, раскручиваюсь как певец. Я всё в жизни устроил так — если сорвётся одно, у меня остаётся про запас что-то другое. На мой взгляд, это правильно. (Звонит будильник.) Извините, мне пора. Последний вопрос?

— Верно ли, что в вашей домашней коллекции имеются российские фильмы?

— Откуда вы узнали? Да, мне подарили несколько штук ещё лет десять назад. Знаете, они мне очень нравятся, напоминают китайские боевики — такие же наивные, смешные, на поцарапанной плёнке. Одно в вашем кино плохо — в конце фильма главный герой всегда умирает. Я прямо расстроился — надо же, всех перебил, а последний злодей взял и выстрелил ему в спину. Главный герой обязан жить — чтобы была возможность снять вторую часть, вытянуть из зрителей ещё больше долларов (смеётся). Хотя, если серьёзно, дело не только в деньгах. Я тоже как-то задумал прикончить своего персонажа на экране… И получил кучу писем от разгневанных девушек: «Если ты убьёшь его, то потом мы убьём тебя!» Больше такие мысли мне в голову не приходили.