– Ваши книги похожи на режиссерский замысел спектакля. Вы рисуете красочный, театральный, маскарадный мир. Мир-конфетти. Это ваше восприятие действительности или художественный ход?

– Когда издатель Захаров пару лет назад предложил мне написать мемуары, так сказать, не дожидаясь маразма, и я сел что-то такое писать, то очень скоро понял, что собственно мемуары не интересны никому, кроме автора и его семьи. Всегда ведь пролистываешь всю эту чужую генеалогию, пока не цепляешься за характер, за сюжет. Как, например, у Довлатова в книге «Наши». Вообще Довлатов для меня – образец жанра: литература, незаметно возникающая из жизни. Лаконизм, сюжетность. Юмор, слезы – все здесь, на расстоянии вытянутой руки! Другой образец – пушкинский table-talk, анекдоты про Екатерину. Портрет эпохи. «Не зеркало, а увеличительное стекло», по Маяковскому. Отсюда и композиция книги. Конечно, многие истории были мною докручены до полноценных сюжетов – с композицией, с кульминацией... И режиссерское образование сыграло роль, но в основе всегда лежало чувство правды.

– Ваша предыдущая книга – «Изюм из булки» – читается взахлеб. Не хотите написать продолжение?

– Попали в точку. Как раз сегодня утром закончил работу с версткой второго издания. «Изюм» – это ведь коллекция историй, хотя и с автобиографическим уклоном, и в таком деле надо заставить себя ставить точку волевым усилием. Потому что иначе сюжетам не будет конца. После выхода первой книжки «Изюма» они, сюжеты, стекаются ко мне каждый день. В сущности, любого человека можно остановить и разболтать, и у него найдется уйма баек, которые, конечно, отчасти будут вымыслом. Но только отчасти: ведь под каждым вымыслом лежит пласт правды. Мы смеемся, узнавая жизнь. Если это не «Аншлаг», разумеется, а Платонов или Гоголь. Каждый из нас знает по пять Ноздревых и Маниловых. Людей объединяет этот смех узнавания. Это и связывает нас в народ, кстати говоря.

– О силе случайного в жизни. Известно, что ваша мама случайно спасла вас от смерти в армии, когда вы лежали в лазарете. Я так понимаю, что не помоги вам этот случай, не сидели бы мы сейчас тут, на покрышках…

– Да нет, я живучий, выжил бы. Я все-таки немножечко ударенный в юности марксизмом и продолжаю считать случайность проявлением закономерности. Это, знаете, как говорят иногда: «Везет на хороших людей». А другому, значит, везет на подлецов? Да нет же! Жизнь несет тебе навстречу все подряд, и дальше вопрос – что ты из этого потока выберешь, из чего соорудишь себе биографию. За какого человека зацепишься, какой поворот не проскочишь. Каждому предоставляется случай стать и мерзавцем, и порядочным человеком. Для меня, конечно, огромным везением стала табаковская студия, в которую я попал в десятом классе. А иногда, наоборот, радуешься тому, что твои мечты не сбылись. Как говорили древние, «когда господь хочет наказать человека, он исполняет его желания». Я, например, пару раз по ранней молодости хотел жениться. Сейчас вспоминаю и думаю: «Господи, боже мой, какое счастье, что мне отказали!»

– Была бы тогда у вас другая книжка.

– Ну да. Как говорил Сократ, «попадется плохая жена, станешь философом».

– Что слаще – сочинять или лицедействовать?

– Для меня сочинять, конечно, слаще! Да и какой я лицедей? У меня режиссерское образование, актер я на уровне первого семестра театрального вуза, не более того: могу быть более или менее органичным в кадре, на уровне «я в предлагаемых обстоятельствах», по Станиславскому. Знаете, я очень уважаю профессионалов, а от дилетантов меня трясет. Пускай Ксения Собчак снимается в сериалах, а я уж поживу на литературном хлебе. Сочинительство – это в радость. В удачные дни, когда хорошо ложатся слова, чувствуешь себя, конечно, кумом королю: «Ай да Шендер, ай да сукин сын!» Но, конечно, такое бывает совсем редко.

– Кстати, об удачно сложенных словах. Как оценили вашу книжку господа Михалковы-Кончаловские, по поводу которых вы там едко пошутили?

– Пошутили они про себя сами, собственной судьбой. А я только рассказал про них пару-тройку историй, и не только про них. Но скажу вам честно: меня не интересует мнение этих господ абсолютно. Никита Сергеевич, конечно, – человек безумно талантливый, и мое, мягко говоря, недоумение по поводу его человеческой эволюции никак не отражается на моей нежной любви к его ранним фильмам – к «Рабе любви», «Механическому пианино».

– То есть вы можете простить многое за талант?

– При чем тут «простить»? Я просто разделяю талант и носителя таланта. Вслед за Раневской, заметившей, что талант, как прыщ, может вскочить на любом месте.

– А влюбиться за талант вы можете?

– Безусловно.

– Можете полюбить стерву, но с талантом?

– Ну, стерву я могу полюбить и без таланта. Любовь зла. А талант – вещь самоценная. Только вот я против взгляда на него как на индульгенцию. Все-таки гений гением, а сморкаться в занавески не надо. Воровать не надо, подлости делать. Мне, как и многим, повезло знать людей, чьи выдающиеся способности сопровождались и сопровождаются высокими человеческими качествами. Горин, Гердт, Володин, Норштейн, Улицкая, Слава Полунин... Впрочем, все-таки это, конечно, скорее исключение, чем правило.

– Если говорить об исключениях, то кому из российских политиков вы могли бы не без удовольствия пожать руку?

– Да вы знаете, и там есть люди вполне симпатичные. Всюду жизнь! Тот же Боря Немцов, те же Володя Рыжков, Никита Белых… Но вообще, политик и совестливый человек – сочетание довольно редкое. Как-то в эту профессию интеллигентных людей заносит нечасто. Поэтому я с удовольствием выпал из этой тусовки. Раньше-то меня по работе время от времени приносило в места скопления политиков, но радости от этого я не испытывал никакой и никогда. Мой круг общения от этого очень далек.

– Если не секрет…

– Да свой же брат литератор по преимуществу. И просто всякие хорошие люди.

– За кого бы вы отдали свой голос в будущих выборах президента России?

– Да при чем тут фамилия?! Когда мы выбираем президента, мы же выбираем не жену и не любовницу. Не важно, какого он роста, как он улыбается и хорошо ли от него пахнет. Мы выбираем направление! Путь, которым пойдем. Вот Иран проголосовал за Махмуда Ахмадинежада и идет в исламские тартарары. А Чехия проголосовала за Вацлава Гавела в свое время и вернулась из «совка» в Европу. Тот путь, по которому сегодня идет Россия, кажется мне абсолютно тупиковым. Мы этим путем уже ходили много раз. Это путь имперский, ксенофобский, авторитарный. И я буду голосовать за человека, который будет символизировать другой путь.

– Погодите, а «управляемая демократия»?

– Это оксюморон. Не бывает никакой «управляемой демократии». Либо есть реальное разделение властей, либо его нет. У нас – нет. И вообще, там, где рейтинг главы государства пятый год зашкаливает за 70%, никакой демократии нет просто по определению. Ну не бывает 70% у главы демократического государства! У Тони Блэра – 36%. Просто в демократической стране глава государства постоянно находится «под лупой» и за каждую ошибку, и не только свою, а любого из своей администрации платит падением рейтинга. А 70% – это рейтинг очевидно авторитарный. Ближе к 90% – это уже Туркменбаши с Ким Чен Иром. Хвататься за голову надо от таких рейтингов, а не радоваться им!

– А каково ваше отношение к партии оппозиции, которая только что вызрела в Кремле?

– Вы про этих убогих? Ну, будем считать вашу шутку удачной. Оппозиция, возглавляемая спикером Мироновым, – это, конечно, страшная угроза для власти!

– Представим еще более страшную картину: опять у вас на дворе коммунизм…

– У вас, кстати, тоже!

– У вас есть про запас лагерная специальность? Чем будете на пропитание зарабатывать?

– О! В лагере я надеюсь пробиться в «придурки». Обязуюсь старательно отлынивать от бессмысленной физической работы, потому что лагерная работа априори бессмысленна. Собственно говоря, и сегодня, не дожидаясь коммунизма на дворе, мы с моими товарищами по «Плавленому сырку» (программа, которую ведет Шендерович на радио «Эхо Москвы». – «НИ») отчасти выполняем функцию «придурков». Придуриваемся по мере сил и способностей. Отлыниваем от работы по построению «суверенной демократии», да еще и других подбиваем на саботаж.