Прошел ровно год с момента аварии, которую потерпел в Литве российский истребитель Су-27 майора Валерия Троянова. Пилот истребителя во время учебного полета потерял, как говорят летчики, "ориентировку на местности" и оказался вместо калининградского неба над Литвой. Теперь пилот, который прошлой осенью прославился чуть ли не на весь мир, понимает, что тот учебный полет стал для него последним. Валерий Троянов готовится уйти из армии, его семья собирает вещи, чтобы ехать неизвестно куда. Тем временем "Известия" выяснили, что среди причин аварии, перечисленных в заключении комиссии по расследованию, не было той, которую выдвигают бывалые питерские летчики. А она связана, как ни странно, со злополучной экономией топлива.

В тот день, 16 сентября прошлого года, наземные службы говорили одно, приборы — другое, потерянная ориентировка так и не нашлась, зато кончилось топливо и истребитель рухнул на литовские сельхозугодья. Троянов успел направить самолет на пустые поля, катапультировался, сел недалеко от обломков самолета. Его приняли радушные люди в штатском, доставили в прокуратуру, а потом посадили под "домашний" арест в номере вильнюсской гостиницы.

Российская сторона окружила пилота гиперопекой. К Троянову спешно отправили жену. Пока летчик томился в застенках 4-звездочного отеля, на родине его воспевали, как народного героя. К концу третьей недели дошло до того, что заговорили: вернется — будет в школах вести уроки мужества!

— Но я до сих пор благодарна тем, кто дал мне возможность поехать к Валере, — вспоминает теперь, через года, супруга Троянова Ольга. В Литве мы по-настоящему чувствовали, что находимся под защитой.

— А когда перестали чувствовать?

— Как только пересекли границу...

"Я не думал, что на меня спишут все" Когда Трояновы вернулись, начальство еще какое-то время по инерции их опекало. Их тепло встретили командиры и сослуживцы, поддерживали, подбадривали, хвалили... Но Ольга уже чувствовала, как изменилось к ним отношение.

— Потом настоящая травля, — Ольга берет мужа за руку, пытаясь успокоить. — Сначала сказали, что летчик Троянов приступил к полетам. А он ведь после того случая так и не летал! Валера еще в госпитале лежал, еще не было заключения врачебно-летной комиссии, а кто-то из штаба ВВС уже звонил в наш полк и спрашивал, готовы ли документы на увольнение Троянова.

Пилота вызвали в штаб 6-й армии ВВС. В Питер из Лодейного Поля они с женой тоже поехали вместе.

— Мне сразу посоветовали уйти из армии, — вспоминает Троянов. — Причем советовал человек, которому я всегда доверял. У тебя, мол, уже есть 20 "календарей", ты хорошо полетал — 16 лет, и хватит. Но я до сих пор служу, хотя летать мне не суждено, это точно. Никак не думал, что на меня спишут все.

В ноябре комиссия по расследованию причин аварии дала заключение о виновности летчика. Троянов виноват в том, что не проверил работу электроники перед полетом, не принял предупредительных мер на случай отказа навигационного оборудования и не подал сигнал тревоги.

Но сам пилот себя виновным не считает.

— Надо было требовать от наземных служб более детального описания обстановки, — говорит он, — или доверять своим приборам, которые, как мне кажется, вовсе не вышли из строя. Просто их показания противоречили тому, что говорили наземные службы.

Между тем питерские военные летчики на условиях анонимности изложили "Известиям" свою версию того, как и почему мог заблудиться в небе Троянов. Дело могло быть в злополучной экономии топлива. Если верить рассказам летчиков, то вокруг места учений истребителей, в том числе трояновского Су-27, должен был курсировать самолет А-50 с радиолокационным оборудованием, чтоб обеспечивать пилотам ту самую ориентировку на местности. Но истребители стартовали из Лодейного Поля с опозданием, и А-50 в Калининграде уже какое-то время кружил. И чтоб зря не жег керосин, ему будто бы дали команду: иди "на базу", летчики, мол, сами управятся.

Сам Валерий Троянов в беседе с корреспондентом "Известий" подтвердил, что А-50 действительно ушел из района раньше времени.

"Если бы Валера погиб, назвали бы героем"

Трояновы живут на территории воинской части, чтобы попасть к их дому, надо преодолеть КП. Не очень удобно для гостей. Зато свою "Волгу" Валерий не всегда закрывает. В 3-комнатной квартире они живут около 10 лет из тех 15, что Троянов служит в Лодейном Поле. Прошли через общагу, через коммуналку — все как положено. После увольнения у них будет полгода, чтобы поменять квартиру на практически никчемный жилищный сертификат: все равно купить жилье за такие деньги невозможно.

До недавнего времени Валерий Троянов все еще получал восторженные письма со всех концов страны. Ольга собирала их в картонную папку с завязками, но как отвечать — не знала: 15 сентября прошлого года ее муж летал в последний раз.

— Смотрите, ребенок пишет, — Ольга расправляет на коленях листочек. — "...Мы всей семьей следили за событиями, переживали за вас. Мне 13 лет, я учусь в 7-м классе, меня зовут Сергей. У меня есть мама, папа, брат и сестра. Я хочу стать военным летчиком, истребителем. Напишите, пожалуйста, где находится училище, которое вы закончили...". А вот пишет летчик: "...30 процентов летчиков, в основном молодые или "шибко правильные", твои действия осуждают. Но 70 процентов, и в их числе — я, сделали свои выводы: в сложившейся ситуации твои действия были верными..."

— Вы сами-то считаете, что совершили год назад что-то героическое? — спрашиваю Валерия.

— Да какое там... — отмахивается летчик.

В Лодейном Поле, которое почти целиком ориентировано на военных, работать негде. До Питера — 250 километров, 3 часа езды на машине.

— Учиться детям тоже негде: на весь город — одно ПТУ, — говорит Ольга. — Но мы все равно не уехали бы, если б не эта ситуация.

— Вы тоже уйдете из армии вместе с мужем? — спрашиваю Ольгу, прапорщика медслужбы.

— Конечно, — удивляется она. — Хотя ужасно обидно. Ведь мы не ушли даже в начале 90-х, когда летчикам зарплату не платили по полгода! Тогда сколько народу поувольнялось, а мы жили на те 100 рублей, которые я зарабатывала, разъезжая по всему району с инъекциями. А вообще, если бы Валера погиб, назвали бы, наверное, героем. Меня бы успокаивали... Но, знаете, пускай делают, что хотят. Зато он живой, здоровый и с нами.