Басков — он обаятельный. Как Бегемот. Который не гиппопотам вовсе, а кот. Коля такой же пухленький, ласковый и умильный. Как его не любить? Вот сотоварищи — звезды и даже несотоварищи — политики и любят. Вроде даже искренне.

На праздновании своего тридцатилетия Басков был котом черно-белым: верх — костюм в классически траурных тонах (как-никак уже не мальчик, четвертый десяток разменял), низ — рубашка — ну ослепительно белый. А галстук! Как у кота Бегемота — такой же вычурный: бархатный в стразах.

Лично — ножки-то еще молодые! — встречал Николай гостей в холле “Сафисы”. А было их видимо-невидимо — Пугачева с Галкиным шествовали за Степашиным, а Кобзон обогнал на повороте Кучму. Короче — поп-политический бомонд присутствовал во всем своем совершенстве.

Все уже восседали за столами, кусая попеременно ломти белой и красной рыбы, заедая сии яства черной икрой, щедро намазанной на хурму, а Басков все метался в холле — отчасти встречая опоздавших последышей, но более всего дожидаясь Монтсеррат Кабалье. Без сей дивы и праздник был не в праздник. Она пришла. И вечер начался. И загрустила Пугачева. Согласитесь, две дивы дивные на один вечер — это уже слишком.

Оказалось, не две — аж три: чуть позже добавилась Елена Образцова. Чтобы как-то оправдать свое присутствие, всем скопом несвятая троица тут же сфотографировалась фоном Баскову. Он сидел — они стояли. У всех получились рожки. Кроме Монтсеррат. Ее муж может спать совершенно спокойно.

После звезды, как и принято на светских крутых тусовках, размножались то делением, то “пучкованием” — разбегались и собирались в группы, создавая массовость. И в итоге стало их даже не десять, а просто очень много. Хоть корзинами собирай.

Сперва слово взяли политики. Им, понятно, и флаг в руки. Флага, собственно, было два — российский и украинский. Второй присутствовал, потому что Басков — народный артист Украины. А народного России ему обещали дать ко дню рождения. Видно, чуть припоздали...

— Коля! Отдай доллары! — шутил Сергей Степашин и далее признавался: — Второй раз у тебя выступаю. Выступлю в третий, придется место работы менять.

Леонид Кучма был добр по-отечески — все самостийную Украину и родичей артиста поминал. Полупевец-полуполитик (все отменного качества) Иосиф Кобзон поднял тост за маму. Как водится — сразу уловил самую суть. Что до Пугачевой — то та чуть позже пригубила за Кабалье — тоже суть самая. Видно, Примадонна в свое время фильм нужный смотрела, он так и назывался — “Моя вторая мама”. Впрочем, Монтсеррат в отношении Пугачевой выступила сущей мачехой: “А что, она не поет? — удивилась оперная гранд-дама, — должна петь!” Алла для пафоса носиком покрутила, плечиком повела, сказала: ах, ах, дескать, не в голосе я — ну Коля, ну ты же обещал... Но бурные аплодисменты разразились вовремя, и Алле Борисовне ничего не оставалось, как тряхнуть голосовой мошной. “Ты течешь, моя реченька!” — а капелла заголосила Пугачева и, надо отдать ей должное, — вывела будь здоров! “Будь ты счастлив, Колюня, и не грусти”, — закончила Алла песню в вольной, собственной трактовке и под овации села вкушать гусиную печень, завернутую в сладкий блин, фуагру то бишь.

А инициативу перехватил Максим Галкин. “Вы садитесь, — сказал, — сейчас еще что-нибудь принесут”. Принесли выпить, и не вовремя — гости так и подавились от последовавшего далее, по сценарию, хохота. Сперва Галкин рассказал, как они с Басковым ходили на Мадонну, и Коля, утомившись ждать начала концерта, все взывал к нему, пародисту: “Да давай мы с тобой за пол ее цены концерт отработаем!”, а посредине выступления мировой звезды встал и со словами: “ну я пошел, а то у меня концерт завтра!” — отправился восвояси. А после все тот же юморист Галкин поведал, как вся их звездная шайка-лейка ходила слушать Баскова в оперу: “У Киркорова ноги длинные, он их на бортик положил. Ну, мы смотрим через ноги-то — а там Коля. “Весны моей...” Тут Лещенко, перегнувшись в оркестр: “Тромбон страшно фальшивит, это просто невозможно слушать, это какой-то кошмар!”. Коля: “…младые дни!” Иосиф Кобзон — строго по делу: “Ольга страшная!” Басков: “Я вас любил!” “Вжи-вжи!” — это у Киркорова из кармана. Он мобильный телефон — а звонил тот постоянно — на режим вибрации переключил, и казалось, что у него в джинсах все время бреется маленький гномик”. А вообще, признался Галкин, лично я хожу в оперу — потому что там не понятно, что поют, а в конце оказывается, это вообще по-немецки!

На юбилее Баскова пели по-русски. И по-испански. Знанием языков блеснул Кобзон. Ради Монтсеррат. Остальные — Анита Цой (“Ты мне корейский массаж обещала!” — не то чтобы вместо песен, но скорее вместе жаждал Басков), “Блестящие” (“Коля, хочешь мороженое, хочешь пирожное, все для тебя”), “Чай вдвоем” (“раньше мы ничего никому не дарили, нам денег было жалко, а тебе вот — бюстик — 50 килограммов бронзы, так что будут сложные времена, переплавишь...”) — чередовались, как горячие закуски. Волочкова (“Моя подруга по несчастью!” — взывал к ней Басков) петь не стала. Да и плясать, собственно, тоже.

— Твоя доча! — блеснул информированностью, произнося тост, Газманов, и тут же был прерван криками из зала: “Да у него сына!”

— А это ход такой, — нашелся Газманов, — просто я песню про дочу петь сейчас буду и еще хочу, чтобы Басков по моим следам пошел — тоже дочку родил!

Дочку, счастья, семейных ценностей, славы и прочей тостовой атрибутики желали Коле без конца и края. “Давайте все вместе споем: “Из полей доносится “налей”!” — призвал Лев Лещенко, и звездная братия слилась в творческом экстазе.

А завершала мини-концерт Пугачева — сбацала с именинником и Галкиным тройку хитов, приплясывая под разноцветным снегом фантиков, которыми стреляли из пушки. Кучма водил хоровод, Басков вертел вокруг своей оси жену Свету, а тусовка утрясала плясками скушанные ранее и ноги омара, и ноги барана, и клубнику под коньяком. После разразился фейерверк. Пугачева, воспользовавшись тем, что народ повалил на балконы и в проходах стало посвободнее, опираясь на руку Галкина, осторожно спустилась к выходу. К финалу это шоу ее явно утомило. А прохожие на улице между тем пялились в небо, вопрошая: “А что сегодня за день? Независимости вроде уже прошел, а День национального единства еще не наступил...”

А был всего лишь день рождения. Правда, у Баскова. Правда, тридцатый.

ФРАЗА ВЕЧЕРИНКИ

“Ему лучше вообще молчать!” — Монтсеррат Кабалье о Коле Баскове.