Слушая его музыку, неизменно представляешь раскинувшиеся во всю ширь и высь неба – сияющие арки. Золотые, перламутровые, нежно-акварельные, святящиеся и переливающиеся всеми цветами радуги от горизонта до горизонта, расширяющиеся и расширяющиеся до бесконечности. И мириады цветочных лепестков, кружащихся в воздухе.

Его музыку к кинофильму «Мой ласковый и нежный зверь», под которую фигуристы из разных стран завоевали не одну золотую медаль, Рональд Рейган назвал «вальсом века». А песня «Мой белый город» стала своеобразным гимном Кишинёва.

Евгений Дога, чей день рождения ежегодно выпадает на празднование Мэрцишора в Молдове, 1 марта насчитает на стебле своей жизни 70 «листков». 2007 год решением молдавских властей объявлен Годом Доги.

Однако у композитора вырисовывается ещё один юбилей – 45 лет истории его любви к Наталье, которая длится по сию пору.

Девушка из высшего общества

…В то лето Евгений намеревался отправиться в молдавскую глубинку за фольклором. И надо же было – именно здесь, в Кишинёве, так сказать, транзитом, повстречал девушку из высшего общества Москвы, дочь крупного военачальника, необыкновенную, рафинированную, тонкую и грациозную, вот на такенных каблуках. Звали её Наташей.

Позвал её с собой в экспедицию и, как ни странно, получил согласие. Однако тётушка Натальи, узнав об этих планах, пришла в ужас и никуда племянницу не пустила. Тогда и он никуда не поехал. Трое суток, остававшихся до отъезда москвички в Златоглавую, они провели вместе. Посадил её на мотороллер – сгоняли в красивейшее местечко Иванчу. Бродили по Долине Роз и под струистый шелест лип в летней теплыни много говорили, молчали и глядели друг на друга. Казалось, душами сцепились – не разорвёшь.

Наталью покорила его чистота, глубина, абсолютная «неопасность» и «не от мира сегость».

Именно она первой завела речь насчёт переговоров с её родителями о свадьбе. Купила Евгению билет на самолёт в Первопрестольную. Они решили: если отец с матерью скажут ей «да», он прилетит, если «нет» – сдаст билет в кассу. К счастью, сработал первый вариант.

Шерше лямур

Визитёры в этот особнячок, примыкающий к театру «Сатирикус», входят с трепетом. Нажимаю кнопку в чугунной ограде, выходит маэстро в тапочках. Ведёт в уютный кабинет-салон, плюхается в лайковое кресло цвета охры, гармонирующее с общей золотистой гаммой меблировки. Я усаживаюсь на табуретке возле него. Знаю, что Евгений Дмитриевич любит глядеть в глаза, поэтому стараюсь пореже отвлекаться на осмотр интерьера. Ещё знаю, что маэстро хлебом не корми, дай пофилософствовать, поэтому сходу задаю тему интервью: «Любовь».

Не трогайте любовь руками

– Почему в музыке у вас такие резкие перепады – от низких нот к высоким, а в дизайне кабинета – всё в тон?

– Я действительно сторонник контрастной эстетики. Так и делаю в оркестре. Поэтому фуганул бы все эти однотонные драпри и сделал бы их яркими и живыми. Меня остановило то, что работы выполнены с любовью. Кроме того, доверяю чужому вкусу. ¬

– Почему о ваших отношениях с супругой вы ни с кем не откровенничаете. Табу?

– О любви рассуждать – всё равно что подсчитывать в океане кубометры воды или купол неба руками трогать. Знаю и чувствую, что любовь – это энергетическая масса, духовная материя со своими микрочастицами. Это огромнейшая сила, которая тащит тебя куда-то на конец света. Вот это любовь, а не когда двое сидят, тискаясь и лобызаясь – это узко, примитивно и неинтересно.

Эминеску говорил о любви: «О ну штиу че ши ну штиу кум» («Не знаю что, не знаю как»). Кстати, мы ведь не сами по себе умничаем, а зачерпываем толщу мыслей и чувств, накопленных десятками и сотнями поколений.

Любовь – это когда до определённого мгновения равнодушно проходил мимо роскошных роз и вдруг резко затормозил возле невзрачного лютика, задыхаясь от нежности и восхищения. Среагировал на энергетику, которая предназначена одному тебе. Сколько хорошеньких мордашек вокруг – а взял каракатицу, потому что в ней одной есть ключ для твоего замка.

И в этот миг человека захватывает и несёт. Главное – не ковыряйся теперь и не сопротивляйся. Тайну любви постичь невозможно, как нельзя поставить что-то выше иконы Божьей.

Любовь – это сеть с ячеями, уходящая в круговерть природы, в космос. Это ж как везёт физическим обитателям нашего мира, когда эти хрустальные воды, именуемые любовью, напитывают их. И только тех, заметьте, чей грунт разрыхлён, а не сбит в непромокаемый гранит. Фибры человека должны быть готовыми к любви.

Любовь… Я не хочу, чтобы, сойдя на нотный стан через моё перо, она так и оставалась на бумаге. В гробу я это видел! Любовь должна лететь к слушателям бумерангом, быть воспринята ими как письмо с уведомлением.

Включите тишину!

– Не оттого ли в вашей музыке столько дуновений, как от миллионов невидимых бабочек, машущих крыльями?

– Это от любви к миру, к жизни и людям, заложенной, наверное, ещё до рождения моего в виде какого-то шифра, кода, формулы. Своим творчеством я эту пиктограмму на протяжении жизни разворачиваю. Только вот процесс растянулся на десятилетия. А мог бы и за полгода написать всю свою музыку. Значит, недостаточно убедительно запрашиваю вдохновения у небесного «координационного центра».

Причины всего хорошего и дурного, что с нами случается, лежат не вовне, а внутри человека. Войны и перемирия, всё мировое добро и зло, все вопросы и ответы вмещены в маленькое сердце человеческое. Запросы по всем проблемам нам сперва надо сласть сюда, а для этого нужна тишина.

Для меня мир звуков – стройматериал. Без паузы (тишины) я не могу услышать их. К великому сожалению, безмолвие сегодня – редкость. Жуть как много всякого шума: информационного, акустического, какого хотите.

Как, например, отдыхают некоторые люди? Да включают на всю мощь радио, музыкальный центр или телеящик. А когда же думать, то есть устраивать диалог между внешним и внутренним миром? Клином ржавым встревает третья сила. А без этого диалога получается депрессия. И человек идёт стреляться.

Моцартианец

– Ваша музыка – моцартианская, то есть светлая и жизнерадостная. А что, трагических реалий вокруг себя не замечаете?

– Я написал столько партитур, что их хватит на 20 концертных программ, в том числе и «Бессарабскую трагедию» по мотивам одноимённого фильма. Вот только кто их озвучит?

Для меня на сегодня нет выше Моцарта. Десять лет я шёл к нему, к высшей, к божественной и гениальной простоте. После Консерватории писал сложно и всегда технологично, ибо не знал, как появляется музыка, зато был в курсе, как она делается. Сейчас пишу проще, осознав моцартовские посылы чистого света радуги. Возьмите слово «день». Коротенькое, как капля. А ведь целый трактат можно написать о нём. Это и временной отрезок, и светотени, и соединение начала с концом, и масса красок, звуков, запахов, глубин. Моцарт – это и есть День.

Шмотки не обсуждаются

– Мне кажется, что творчески реализовавшие себя мужчины должны в ножки кланяться своим терпеливым жёнам, которые частенько уступают место возле супруга заклятой сопернице по имени Искусство.

– Творчество и семья – эгоистично непримиримы. Наташа была сразу предупреждена: вначале будет музыка. Благодаря жене я всегда имел возможность самораскрыться. Она разгрузила меня во всём. Тяготы быта – на ней, моей родной. Я могу позволить себе читать книги, чтобы не ржавело, не черствело и не атрофировалось внутреннее «я».

Другая жена, возможно, властно и требовательно отнимала бы у меня музыку, загружала собой и клубками проблем. А Наташе небезразлично, каким я выйду перед двухтысячным залом или какую дурь скажу журналистам.

Тема шмоток отсутствует в нашем общении. Я не приобретаю подарки ей на 8 марта или Новый год. Купил – тут же дарю, не привязывая к дате. Жизнь состоит из мгновений, а я – человек момента.

– Презентуете клавиры или банальные духи?

– Пекусь о своих дорогих женщинах, супруге Наталье и дочке Виорике, чтобы они были хорошо одеты. Цвет, размер, фасон всего, что покупаю, каким-то непостижимым образом в итоге им подходит. Жена отвечает мне нежной заботой, например, посадила под окнами нашего дома мяту и орешник, привезённый от моей матери, чтобы напоминали мне о родительском доме. С той же целью – розы «Софии Лорен», море герани, ландыши, персиковое и абрикосовое деревья. А миндальное дерево я вырастил сам, посадив косточку.

Пока мы разговаривали, в соседней комнате терпеливо ждал 5-летний внук Евгения Дмитриевича и Натальи Павловны Доминик. Зовём его фотографироваться. Видно невооружённым глазом., что дед от внука без ума. Надежды на него возлагает огромные, как и любой на его месте. Маэстро рассказал, как совсем несмышлёным младенцем, недавно появившимся на свет, малыш попал на дедушкин концерт. Сидя на руках у матери, он повернулся и долгим, тяжёлым взглядом, полным укоризны, посмотрел на шептавшихся сзади зрителей, мешавших слушать пение Михаила Мунтяна.

– А можно я тоже скажу про любовь? – внезапно спросила Наталья. – Древние говорили: любовь – это луч небесный, пронзающий тело человеческое и возвращающийся в космос. В фундаменте любви лежит долготерпение. Я счастлива 45 лет познавать то великое, что создано Женей.