Комплекс взаимоотношений между Россией и Израилем легко делится на два направления - сугубо двусторонние и отношения стран в контексте ключевых проблем ближневосточного региона. И если на первом треке принято говорить о прогрессе в развитии экономических, научных, культурных и гуманитарных связей, потребности в более полной реализации имеющегося потенциала и отсутствии для этого объективных препятствий, то ситуацию на втором направлении в Израиле чаще воспринимают сквозь призму взаимных противоречий.

Военно-техническое сотрудничество России с Сирией и Ираном, строительство атомной электростанции в Бушере, прохладное отношение к идее введения санкций против Тегерана, контакты с движением ХАМАС, контролирующим палестинское правительство, - все это вызывает болезненную реакцию в Израиле, провоцирует эмоциональные публикации в прессе, резкие заявления публичных политиков, становится предметом обсуждения на специальных заседаниях кабинета.

Важно, однако, что в наличии противоречий израильтяне видят отнюдь не повод для конфронтации, а, скорее, стимул к развитию диалога с Россией. Может быть, отчасти это связано с отсутствием иных, более действенных, рычагов воздействия на российскую ближневосточную политику. Даже наиболее яростные критики, чьи голоса особенно слышны в среде русскоязычных израильтян, не против укрепления связей с Россией. Ведь помимо прочих дивидендов, это повышает ценность Израиля в глазах Москвы, превращая Россию в сторону переговоров, более восприимчивую к аргументации израильтян.

В свое время Херб Кейнон (Herb Keinon) из газеты «Джерузалем пост» (Jerusalem Post), который, пожалуй, лучше всех из израильских журналистов разобрался в хитросплетениях двусторонних отношений, назвал такую модель взаимодействия «сдерживанием через вовлечение». «Израильская политика, несмотря на разногласия с Россией по многим пунктам, сводится к тому, чтобы держать Москву «в палатке», исходя из убеждения, что Россия, если ее «вытолкнуть наружу», может нанести большой ущерб жизненным интересам Израиля», - писал он в одной из своих статей.

Понятно, что эмоциональность в оценках двусторонних отношений характерна больше для обывательского уровня восприятия или средств массовой информации, его обслуживающих. В среде же экспертов-практиков отнюдь не склонны преувеличивать степень антагонистичности российско-израильских противоречий. Напротив, здесь принято говорить о наличии стратегического взаимопонимания между странами в том, что касается базисных ценностей, принципов и задач, при наличии «тактических» разногласий в оценке угроз и выборе путей достижения декларируемых целей.

Взять, к примеру, палестинское движение ХАМАС и правительство, им сформированное. Израиль и Россия требуют от исламистов одного и того же - признания права Израиля на существование, отказа от насилия, выполнения комплекса ранее достигнутых палестино-израильских соглашений. Но если Израиль пытается добиться этого блокадой и изоляцией, то Россия считает возможным вести диалог с ХАМАС и выступает за снятие с палестинцев бремени политико-экономических санкций. Налицо единство целей при разногласиях в выборе пути их достижения.