«Когда я умру, не надо пышных похорон. Заверните меня просто в газету», — завещал он. Когда он умер, так почти и вышло.

«ПОСВЯЩАЮ дочери Светлане» — стоит курсивом короткая строка под названием последней книжки фантаста А. Беляева. «Ариэль» — роман о человеке, который наяву умел летать так, как летают только во сне, — вышел в 1941 году. В январе 42-го писателя уже не стало.

В зимнем Пушкине, под Ленинградом, стояли немцы.

«А если бы осталась одна голова?»

ПЛОТНЫЙ туман прореживает спальную окраину Петербурга. Я иду к его дочери Светлане.

На столе — чай и хлеб. На стене — портрет папы в рамке. Я щёлкаю цифровым фотоаппаратом — «Фантастика! Жалко, папа не дожил». Последний раз она видела его, когда ей было 12.

Беляев в этом возрасте, мальчишкой, прыгал с крыши сарая, раскрыв старенький зонт — надеясь взлететь… В свои 12 лет его дочь ковыляла с ребятами смотреть на руины — авиационная бомба упала на магазин игрушек.

Всего пару раз Светлана Беляева смогла получить гонорар за книги отца. А в 91-м истёк пятидесятилетний срок её прав на авторские отчисления. Вот всё её наследство: отец писал фантастику — она пишет фэнтези. У отца всю жизнь был туберкулёз позвоночника — у неё уже 78 лет туберкулёз коленного сустава.

— Отец плакал, когда узнал, что мне передалась его болезнь. Хотя свою он переносил очень мужественно. И даже привык к ней. Большую часть жизни он проводил лёжа, в специальной гипсовой «кроватке», в которой боль чувствовалась не так остро. Клал на грудь фанерку — и писал. А когда наступали улучшения, выходил на улицу, затянутый в кожаный корсет. Во время обострений его загипсовывали по самые уши. Это было похоже на инквизицию: он лежал на растяжках, где роль грузов выполняли привязанные к ногам кирпичи… «Мой мир ограничен расстоянием вытянутой руки», — говорил он.

И отправлял своих героев в неизведанные глубины моря и к далёким звёздам. «Человек-амфибия», «Звезда КЭЦ». С себя, из своего мира расстоянием в руку, он написал одну книжку, сузив мир героя ещё больше. «А что, если бы осталась одна голова?»

— Идея «Головы профессора Доуэля» отцу пришла, когда он в своём беспомощном состоянии задумался, что, не будь у него рук, он не мог бы даже мухи согнать со своего лица.

Чёрный жук сел на лоб профессора Доуэля в начале романа.

— Моя мать, Маргарита Магнушевская, наполовину шведка, стала для него всем — сиделкой, женой, машинисткой. Они познакомились после революции в Ялте. Отец лежал, прикованный к кровати. Она работала в библиотеке и приносила ему книги.

Когда через 10 лет НКВД разрешит взять в сибирскую ссылку самое ценное, Маргарита завернёт в узелок книги первого советского фантаста, своего мужа.

Гнилая интеллигенция

ТОГДА, в Ялте, когда на время отпустила болезнь, Беляев, сын смоленского священника, всю жизнь боявшийся, что это выплывет на свет, и печатавшийся в научных журналах и газетах, перепробовал много профессий: работал в детском доме, милиции, библиотеке. Маргарита была рядом: даже в милиции снимала отпечатки пальцев… «Я таких, как вы, в 18-м году к стенке ставил», — шипел в милиции на «гнилую интеллигенцию» местный прожжённый большевик.

Беляевы переехали в Москву. В две другие комнаты коммуналки подселились работники НКВД.

— Маму зажимали на кухне… Отец, сын священника, боялся дать отпор. Пришлось снова уехать. Мама вспоминала, как они с отцом сидели в кино и слышали со всех сторон шёпот победившего пролетариата: «Шляпа! Очки! Интэллигэнция!»

Точно так же передразнивали мать и дочь Беляевых в 43-м в немецком лагере для перемещённых лиц, когда они с высоко поднятой головой говорили «спасибо» — за баланду из жмыха. Как будто и не было всей той довоенной славы…

— «Голова профессора Доуэля» выходила по частям в газете, и на переменах школьники сбегали в киоски — караулить очередной номер.

* * *

— Отец впервые почувствовал себя инвалидом, когда началась война. Фантазия тут уже не могла помочь, а пойти сражаться на фронт или элементарно защитить нас с мамой он не мог.

Писатель-фантаст видел войну из окна. Вот во двор упала многотонная бомба — осыпав штукатуркой и чудом не разорвавшись. Вот прошла колонна, оставляющая Ленинград, — и на следующий день в обратном направлении промаршировала немецкая. На фонарном столбе под окном повесили еврея с фанерной табличкой на груди. Во дворе устроилась немецкая кухня, и мама Маргариты попросилась туда чистить картошку — за котелок супа и пригоршню очисток.

Начался голод. Старенькая бабушка, жена и болезненная дочь перебивались крохами — но жили. А писатель-фантаст умирал. «Отец лежал и молчал».

Если бы люди и правда могли летать… Как Ариэль.

Александр Беляев умер от голода 6 января 42-го. Гроб с телом выставили в холодную комнату на тот срок, пока Маргарита уговаривала гробовщика, искала подводу — почти месяц. Жена заходила проведать мужа. В один из дней он оказался раздетым — мародёры сняли с фантаста костюм. Света в ту комнату не заходила.

— Похоронить отца мы не успели. Через месяц в телячьем вагоне нас угнали в лагерь в Пруссию — иначе расстрел. Гробовщик обещал маме, что выроет для отца могилу. Но свалил тело в общую яму.

А их ожидали три года немецких лагерей. И одуванчики на обед.

Долгожданная победа, а после неё без паузы — 11 лет ссылки для жены и дочери Беляева далеко за Урал. В землянках на 100 человек Маргарита читала детям, улегшимся на верхних нарах, вслух книжки своего мужа.

Если бы люди могли летать…

Книги первого советского писателя-фантаста стоят сейчас во всех книжных магазинах, на всех детских полках. Наверное, потому, что дети летают во сне — только до тех пор, пока не становятся взрослыми.