Нельзя сказать, что мировые СМИ обходят Израиль вниманием. За неделю оттуда приходит больше сообщений, чем из какой-нибудь Швейцарии за год. Сообщения, правда, не делают нам чести. Все больше про убитых, израильтян и палестинцев, солдат, боевиков, гражданских лиц, а особенно – детей. Да еще про израильскую политику, где, точно в крысиной стае, происходит постоянное выяснение своего места в иерархии. Имена действительно выдающихся израильтян попадают в прессу нечасто, и все больше - по поводу их кончины.

Так пришло известие, что совсем неподалеку от моего дома на острове Лонг-Айленд скончалась Таня Рейнхарт – всемирно известная лингвистка и леворадикальная израильская общественная деятельница. Я знал Таню давно, всегда мечтал узнать ее поближе, потолковать об ее идеях, которые касались не просто лингвистики, а самых сокровенных тайн человеческого сознания, выраженного через язык. Ведь основной вопрос философии, а следовательно, бытия на самом деле не в том, первична ли материя или идея, а в определениях. Поэтому, по словам Людвига Витгенштейна, прежде чем заниматься философией, надо бы разобраться с языком. Зато слишком часто нам приходилось спорить о политике, о суете текущих событий, которые в Израиле часто мешают увидеть настоящие исторические процессы. Интересно, что почти же самое чувствовал и Ноам Хомски – ее друг и научный руководитель в начале пути: «К сожалению, нам довелось сделать вместе в науке значительно меньше, чем хотелось бы. И к сожалению, нам приходилось слишком часто вместе заниматься делами, связанными с нарушением прав человека...» написал он в статье памяти Тани Рейнхарт.

Я не написал сразу потому, что долго и безуспешно искал в лентах новостей по-русски, возможно, кто-нибудь напишет. Написать пришлось мне, потому, никто не нашелся, кроме нескольких блоггеров. Да и потом, трудно мне назвать себя другом Тани Рейнхарт, а тем более, единомышленником. Мне всегда было комфортно в любых еврейских местах, и в хасидской синагоге, и на демонстрации анархистов. Люди, по моему, делятся не на левых и правых, а на умеренных и экстремистов. И тех и других достаточно в любом общественном движении. Мне трудно понять, почему некоторые считают меня левым. Сам я человек консервативных привычек. Я уважаю идеалы классической правой – свободу личности, слова, совести и инициативы, свободу движения людей, идей и денег, уважение к собственности, равенство возможностей, отрицаю всяческую дискриминацию. И самое главное, что, по-моему, отличает консерватора от радикала – это сопротивление всяческим утопиям – социальным, национальным, религиозным...

Декларируемый антисионизм Тани Рейнхарт не привлекал меня потому, что любое «анти» вторичнои и зачастую повторяет то, против чего оно борется. Моя прабабушка приехала в Палестину в 1918 году с первым послевоенным рейсом из Одессы, на легендарном пароходе «Руслан». Мой дед погиб в сталинских застенках за сионизм, а моя бабушка отсидела срок в Красноярском крае. И я не готов отказаться от мечты еврейского народа иметь свой национальный дом. Вместе с тем, я понимаю, что классический сионизм, каким бы он ни был, уже умер. Участвовать в боях пост-сионистов с нео-сионистами мне бы не хотелось потому, что у каждой стороны есть доля истины, а еще есть истина палестинцев и многих других, которые считают эту древнюю землю своей родиной – физической и духовной.

Я познакомился с Таней Рейнхарт почти три десятилетия назад, когда только начинал учиться в университете, задолго до начала интифад и восстаний на контролируемых Израилем палестинских территориях. Было интересно и даже модно встречаться с палестинскими интеллектуалами, ездить в гости, набираться впечатлений, беседовать. В начале 1980-х годов палестинский народ на «территориях» восстал, и связи прервались. Лишь очень немногие и смелые продолжали поддерживать отношения. Я тогда служил в армии. У меня не было семьи, и когда получал отпуск, то отправлялся «в народ». Иногда на демонстрации поселенцев-противников отступления из Ямита, иногда на еврейско-арабские семинары и неформальные встречи, иногда на молодежные тусовки в Тель-Авиве, иногда в йешиву в Иерусалиме, а иной раз и просто ездил по стране автостопом. Солдату в форме тогда легко было ездить автостопом.

Мой интерес остался на всю жизнь. Я дружил с правыми и левыми, водил знакомство с палестинцами, ездил в Газу и Хеврон; дружил и с поселенцами, даже купил себе участок под застройку в поселении Шаарей Тиква Гимел, которое так никогда и не было построено. Позже я стал издавать газету, и привычная линия поведения очень помогла остаться верным истине, не отклоняясь на популярные общественные тренды. И потом, когда я стал помогать русским эмигрантам-школьникам, страдавшим от расизма в израильской системе просвещения, то пошел за помощью к левым, правым и всем остальным, кто готов был помочь. Я не делал из своих связей большого секрета. Активисты движения за трансфер арабов «Моледет» предоставили нам помещение, а я помог им на муниципальных выборах. Узнав об этом, разъяренная Таня Рейнхарт выгнала меня с семинара, который тогда курировала.

Таня Рейнхарт последовательно и смело защищала позиции, которые большинство израильтян считали экстремистскими, а то и вовсе предательскими. Она выросла в Хайфе, с молодости входила в кружок коммунистической молодежи. И всегда искренне верила в то, что делала. И тогда, в 70-е, и позже, когда, отложив научные работы и замечательные тексты по модернизму, перо приравняла к штыку. Ее колонку в крупнейшей израильской газете «Едиот ахронот» я всегда старался не пропустить, потому, что она были интересной, могла рассказать о нас значительно больше, чем мы хотели бы о себе знать. Ее публицистические материалы о языке израильских СМИ в израильско-палестинском вопросе имеют значение, далеко выходящее за рамки политической или идеологической дискуссии. Ее тексты блестящи и содержат глубокие идеи, которые постепенно и неизбежно войдут в общественное сознание. Интересно, что это мое впечатление опять разделяет Ноам Хомский, правда, говоря о научных идеях Тани Рейнхарт. Он считает Таню Рейхарт одним из важнейших лингвистов последних десятилетий. Он даже старался сделать ее своей преемницей на посту главы департамента лингвистики Массачусетского Технологического Института. «Почти нет отрасли языкознания, куда Таня не внесла важный и решающий вклад, - говорит он, - Ее ранняя книга «Анафора и семантический анализ» - действительно классика, породившая множество исследований ее и других. В последние годы она провела ряд захватывающих исследований, касающихся важнейших проблем языкознания – каким образом и как построен язык, чтоб осуществлять коммуникацию всех систем мышления... В этом вопросе еще рано говорить о фактах, подтверждающих идеи Тани, но я уверен, что таковые будут».

Всю жизнь Таня Рейнхарт проработала в Тель-авивском университете, на кафедре языкознания и литературной теории. Она была не просто замечательным педагогом, но вообще удивительно умела ладить с молодежью Я помню это, со дня знакомства с ней. Это сохранилось на всю жизнь – даже на демонстрациях анархистов против Стены, разделительного забора, за которым пытаются укрыться израильтяне, чтоб не смотреть в глаза действительным проблемам.

Таня Рейнхарт преподавала в университетах США, Голландии, Венгрии. Утрехт в Голландии стал для нее вторым домом, а Нью-йоркский университет удостоил ее звания «почетный профессор». Для большого мира профессор Рейнхарт была видным представителем израильской науки, одним из таких, каких все меньше остается в конформистском академическом мире Израиля. Ее отношения с университетом складывались тяжело. В последние годы здесь уже не считались с ее международной известностью, с престижем, с влиятельными друзьями, изводили ее мелочными придирками, лишали возможности преподавать. Ноам Хомский рассказал, что в последний год Таня Рейнхарт поделилась с ним планами уехать из Израиля. На вопрос, а почему она оставалась в Израиле, несмотря на вражду, которая ее окружала, Хомский удивленно ответил: «А почему, собственно, она должна была уехать? Израиль был ее домом. Кто-нибудь спрашивает, а почему Мартин Лютер Кинг не уехал из Америки, хотя обвинял ее в расизме, угнетении и отсутствии справедливости? Почему пророки не перекочевали в другие края, оставив позади всех, кто считал их «ненавистниками Израиля»? Если есть в тебе истинная забота о людях, то нет большей доблести, чем посвятить свои силы разоблачению несправедливости, борьбе против угнетения и в обществе, в его культуре.»

Хомский уверен, что Таня Рейнхарт действовала на благо Израиля. Он сравнил ее с Андреем Сахаровым, который тоже искал для своей страны достойного выхода, позволяющего обеспечить надежное существование. «Если израильтяне откажутся от рационального пути, возможно, они не уцелеют вовсе. Ничего нового в политической истории евреев здесь нет. В сегодняшнем Израиле этот урок особенно горек».

Принципы академической свободы хорошо работают в Израиле, когда нужна протекция корпоративных интересов профессуры, но редко защищают инакомыслящих. Особенно, когда инакомыслие касается самой сути академических отношений. Я помню ожесточенные споры, касающиеся поддержки академического бойкота Израиля в знак протеста против жестокости и беззаконий продолжающейся оккупации. Несколько очень уважаемых мной ученых поддержали идею бойкота, хотя она ударяла по ним тоже. Я был против бойкота потому, что я вообще против применения бойкота в любых сферах и в любом случае. Интересно, что и Хомский тоже разошелся с Таней Рейнхарт в вопросе международного бойкота израильских вузов. «Я очень уважал ее позицию, ее аргументы и ее смелость, особенно в периоды, когда они считались непорядочными и даже скандальными. Мы не пришли к согласию по поводу академического бойкота Израиля, хотя много обсуждали эту тему... В любом случае, хочу подчеркнуть, что я был также против бойкота Южной Африки». Большинство израильтян категорически против бойкота, когда дело касается Израиля. Когда бойкотируют других, то израильское правительство отбрасывает всякие моральные ценности, союзнические отношения и даже простую благодарность. Так случилось, когда Израиль присоединился к бойкоту своего давнего и надежного союзника ЮАР, когда предал своего другого давнего партнера и союзника Тайвань, когда вопреки собственным интересам бойкотировал Московскую олимпиаду и во многих других случаях. Последний раз я встретил Таню Рейнхарт здесь на Лонг-Айленде, в гостях у наших общих знакомых, вдали от ближневосточной суеты. Мы неторопливо гуляли по красивейшему историческому ботаническому саду, вдоль берега реки, кормили канадских гусей. На корм собрались и разного вида чайки, прятавшиеся у нас от шторма, бушевавшего в океане. Таня Рейхарт, словно чайка, залетевшая глубоко на материк, казалась здесь совсем не на месте, бледная, замерзшая, бросившая курить, вырванная из привычной израильской бури, где она всегда была в ладу с собой, необходимой и любимой.