О том, что, собственно, происходит, знали не многие. Тот же президент Ингушетии Руслан Аушев заявил, что ничего нового от президента России он так и не услышал, поскольку ультиматумы чеченским боевикам постоянно звучат еще с 1994 года. По его мнению, с резким заявлением Кремля, наоборот, пропадала вся надежда на возможность урегулирования конфликта в Чечне политическим путем. Видимо, полагая все происходящее несерьезным, президент Ингушетии так и не появился на срочном совещании аппарата Казанцева в Ессентуках, за что был заочно подвергнут жесткой обструкции.

Но "не знали" – еще не значит, что не догадывались. Догадывались. То, что были определены сроки, а самое главное – что ответственными за мероприятие (возможно, гипотетическое или маловероятное) были в спешном порядке назначены конкретные люди, которые на следующий день объявили о создании конкретных структур по исполнению поручения Президента, свидетельствует, что принципиальные решения были уже приняты до пресловутого ультиматума.

Конечно, самолично президент России никогда не стал бы определять конкретный срок сдачи боевиков, рискуя в случае провала акции оказаться в минусе. Ультиматумы, которые ранее предъявлялись боевикам в ходе первой и второй чеченской кампаний, исходили исключительно от исполнителей в генеральских погонах. Например, басаевцам выдвигал условия генерал Пуликовский, обещавший сровнять Грозный с землей в августе 1996 года. Как известно, за этим громким заявлением последовал Хасавюрт. В декабре 1999 года над чеченской столицей с самолетов разбрасывались листовки, в которых командование федеральных сил предлагало мирным жителям покинуть город, а боевикам – сложить оружие. Командование – не администрация президента; это штаб с генералами, помощниками, направленцами и т.д. Ни в первом, ни во втором случае президент России не фигурировал как главнокомандующий, как человек, от которого исходит военная инициатива.

Ультиматум Путина особенный. Впервые в России, буквально через несколько часов после речи президента, на местах уже создали четыре рабочие группы по приему сдающихся в плен боевиков. Казанцев и Гантамиров вылетели в Грозный, словно желая принять почетную капитуляцию от лидеров экстремистов. Выбор, собственно говоря, казался невеликим. Можно было бы предположить, что речь идет о Руслане Гелаеве. Единственным "генералом", переговоры с которым признавали и в администрации Кадырова, и в аппарате Казанцева, был именно он. Но, как сообщалось ранее, контакты с этим "бригадным", или "дивизионным генералом" зашли в тупик минувшим летом, а сам Гелаев до сих пор обустраивает многочисленную чеченскую диаспору в Грузии. Что касается Басаева, а тем более Хаттаба, Москва никогда не села бы за стол переговоров с теми, чья репутация пересмотру не подлежит.

Оставалась еще одна кандидатура, так сказать, прямой объект ультиматума. Непризнанный президент Ичкерии Масхадов. То, что Путин обращался в первую очередь к нему, стало понятно, когда первым на ультиматум президента РФ откликнулся близкий Масхадову "вице-премьер, министр печати и информации" Ахмед Закаев, он же бывший "командующий фронтом". Закаев первым, еще до официального заявления Масхадова, заговорил о "мирном диалоге, который рано или поздно должен начаться" и "является исторической необходимостью". Он же первым озвучил версию о том, что Масхадов может отдать приказ о "моратории на военные действия в связи со складывающейся обстановкой".

Если учесть, что семья президента Ичкерии, давно находящаяся под контролем российских спецслужб, пользуется в Чечне и за ее пределами относительной свободой; если учесть, что контакты эмиссаров Масхадова происходили с российскими представителями в Европе, а одно из многочисленных посланий бывшего полковника Советской Армии все-таки дошло до бывшего подполковника военной контрразведки, то переговорный процесс именно с президентом Ичкерии на условиях Кремля представлялся наиболее логичным. Больше в Чечне говорить было не с кем. И все оказалось именно так.

Итак, переговоры начинаются. Конечно, завтра на "приемные пункты", организованные федералами, боевики еще не потянутся. Но примерная последовательность событий понятна: факт "почетной сдачи" зафиксируют, за ним последует неоднократно обещанная амнистия и организованное "включение в мирную жизнь". Смогли же включиться туда люди Кадырова, до этого несколько лет воевавшие против российских войск на стороне Дудаева. Теперь и многие масхадовцы при желании могут стать милиционерами, охранниками, гвардейцами и даже налоговыми полицейскими. Сложнее будет с самим Масхадовым, да и с Кадыровым тоже. Примечательно, что последний отправился в столь критический момент в поездку по Ближнему Востоку, пусть и запланированную, но, конечно, не столь необходимую при нынешнем раскладе дел. Не исключено, что Москва в последнюю очередь желала проинформировать Кадырова о ходе переговоров и достигнутых договоренностях.

Масхадов, согласившийся вслед за Москвой на компромисс, вполне адекватен. Очевидно, что его позиции в Чечне и мире за последний год ослабли. Это показывают и неудачная экспедиция на Гудермес, и игнорирование ичкерийской делегации на сентябрьском заседании ПАСЕ. Президент Ичкерии понял, что никому не нужен ни в Европе, ни тем более в США. А афишировать свои контакты с талибами и бен Ладеном в данной ситуации станет только сумасшедший.