Часть I.

Великий венецианский авантюрист Джакомо Джироламо Казанова приехал в Россию зимой 1764 года, сначала в Ригу, затем в Петербург. Помешанный на астрологии он засек с точностью до минуты тот миг, когда его карета пересекла петербургскую заставу, о чем он сделал запись в дорожной тетради: в день зимнего солнцеворота, 22 декабря, в девять часов 24 минуты.

Он приехал в Россию поправить свои дела.

Предыдущий год был одним из самых скверных в судьбе авантюриста.

Он жил на широкую ногу в Англии, где был представлен королю, но две роковых женщины все испортили. Первая любовница Тереза Имер принялась методично разорять ловеласа, а вторая фаворитка, куртизанка Шарпийон сумела посадить Казанову в тюрьму и чуть не довела его до самоубийства. Напоследок, ливонский проходимец, выдававший себя за барона, всучил Казанове подложный вексель на 520 фунтов (большие деньги по тем временам), а тот передал фальшивку влиятельному банкиру.

Не имея возможности расплатиться, опасаясь виселицы, Казанова спешно распродал все свои драгоценности, часы, табакерки и бежал из Англии.

Поразмыслив, он выбрал конечной целью своего побега столицу России, Петербург. С какой целью? Не поверите. Он решил ни много, ни мало покорить русскую императрицу и стать ее фаворитом. Но не любовником, не другом, нет, Казанова вознамерился стать фаворитом ее мысли. И равнялся в своем расчете на Вольтера, которому удалось стать любимцем Екатерины на расстоянии.

Что ж, Казанова решил сделать это при личном знакомстве.

Он все тщательно обдумал, полистал Вольтера. Учел проницательный ум Екатерины и ее склонность к новинкам. Он хотел подарить русской царице две идеи: уничтожить разницу в календарях (Россия жила по Юлианскому календарю) и ввести у русских денежную лотерею.

Мало кто сегодня знает, что изобретателем лотереи как феномена цивилизации был именно Казанова.

Ему повезло. Когда он - еще летом - приехал в Ригу туда же - направляясь в Варшаву - прибыла императрица, и Казанова сумел на приеме ливонского дворянства внимательно осмотреть свою будущую надежду и жертву.

Он отметил ее ласковую приветливость, живость и молодость, обратил внимание, что от нее ни на шаг не отходят братья Орловы, бывшие во главе заговора (пометил в уме Казанова), и сумел раскусить маленькую хитрость императрицы.... Желая сыграть в карты, она не хотела выигрывать, сделала вид, что тасует колоду, дала снять первому попавшему, и имела удовольствие видеть, как банк был немедленно сорван после первой же талии. Раз колода не стасована, пишет Казанова, достаточно увидеть первую карту, чтобы понять какая идет следом и немедля выиграть.

Казанова понял, что императрица всегда себе на уме и тем самым опасна; заколебался, стоит ли ехать дальше как вдруг все переменилось - уже утром императрица понеслась во весь опор обратно в столицу, где 4 июля 1764 года случился известный заговор Мировича, офицера-безумца, который решил освободить пленного императора Ивана Антоновича, но, услышав приступ каземата, охранявшие пленника капитан Власьев и поручик Чекин тут же убили пленника. О чем, кстати, получили заранее строжайший приказ от императрицы: при малейшей опасности освобождения - Ивана Антоновича немедля прикончить.

Казанова понял, что положение Екатерины все же не очень устойчиво, и она будет нуждаться в чужих умах. Словом, ехать стоило, но прошло еще несколько месяцев, прежде чем Казанова тронулся в путь. Он решился нагрянуть в Петербург накануне новогодних праздников, когда приезд иностранца будет менее заметным.

Что ж, в дорогу!

В тяжелом дорожном дормезе авантюрист добрался от Риги до Петербурга за 60 часов.

Только в Нарве случилась запинка: губернатор попросил Казанову предъявить паспорт.

У Казановы никогда не было никакого паспорта.

Кроме того, он давно скрывал свое знаменитое имя, и ехал в Россию как некий кавалер де Сейнгальт и граф Фарусси.

«Менять имена, писал Казанова, обязанность каждого искателя приключений».

- Будучи венецианцем, и путешествуя для собственного удовольствия, - сказал Казанова, - я никогда не видел нужды в паспорте, ибо моя республика ни с какой державой не воюет, а российского посланника в Венеции нет... впрочем, если ваше превосходительство усматривает какие-либо препятствия, я готов воротиться назад, но я пожалуюсь маршалу Брауну, который выписал мне подорожную, зная, что никакого паспорта у меня нет.

Угроза подействовала. Губернатор поразмыслил и выдал бумагу, которую впрочем, у путешественника больше никто никогда не спросил, из чего Казанова сделал проницательный вывод, что русские соблюдают формальности только для того, чтобы их не соблюдать.

Итак, имея высшую цель очаровать императрицу своим гением, Казанова прибыл в Петербург, где снял хорошенькую квартиру из двух просторных комнат с кухней и комнатой для прислуги на Миллионой улице. Первый час мебели никакой не было, но вскоре принесли две кровати, четыре стула и два столика. Вместе с Казановой в Россию прибыл его слуга некто юный Ламбер, который был самым отчаянным бездельником из всех слуг, когда-либо служивших Казанове.

Первое чудо, что описал в своих русских мемуарах Казанова, была печь.

Его поразили ее размеры, какая же уйма дров нужна, чтобы ее растопить? Но когда русский слуга принялся за растопку, Казанова увидел, что дров вовсе немного. В чем хитрость? Дождавшись лета (он умел терпеть!), Казанова залез в эту самую печь, которая была высотой в 12 футов и шириной в шесть. Казанова пролез от очага до самого верха, где начинался дымовник, и понял, что дым идет через печные обороты, и тем самым хорошо прогревает камни, а больше всего Казанова оценил идею задвижки, которой нужно только лишь во время перекрыть дым.

Только в России, воскликнул мемуарист, владеют искусством класть печи, как только в Венеции умеют устроить водоем!

Уже в первый вечер Казанова имел возможность увидеть императрицу.

Хозяин квартиры подарил итальянцу билет на бесплатный бал-маскарад, который давала царица в Зимнем дворце на пять тысяч человек. Размах русских затей поразил Казанову, особенно после Лондона, где никто не топит в домах и даже король не тратит ни копейки на увеселение чужих. Оказывается, в русском языке есть специальный термин для обозначения такого рода публики, это «гости». Слово «гости» Казанова пишет по-русски, потому что такого слова в его языке нет.

Так вот, спрятавшись в домино, маску, которую отыскал в своем багаже, Казанова поспешил во дворец, куда его отнесли в портшезе, и где потрясенно стал обходить залы полные публики, залитые светом тысяч свечей и уставленные столами полными такого огромного количества яств, от коих у Казановы глаза полезли на лоб. Почти четыре часа Казанова утолял самый изысканный аппетит, после чего, подслушал разговор двух масок, из чего понял, где искать государыню, и легко угадал, как она выглядит. Пожалуй, он уже был готов рискнуть и устремиться на охоту, но его отвлекает маска, в которой по голосу наш герой узнает свою бывшую любовницу Баре, чулочницу с улицу Сен-Оноре. Почти 7 лет они не встречались и вот столкнулись, и где в Петербурге...

Пропустим эти страницы.

Уже в первые дни Казанова находит в России четырех дам, готовых разделить с ним ложе, это певичка Роколини, жена французского купца прелестная мадам Проте, упомянутая чулочница Баре и жена польского посла госпожа Ланглад, но ему хочется отведать прелесть русских любовниц и, отложив охоту на императрицу, Казанова отдается поиску русской услады со всей маниакальностью великого развратника.

И он находит ее - пастушку крестьяночку из Петергофа, Афродиту несовершенных лет. Это было второе сильное русское впечатление Казановы после печи.

Он заметил прелестную пейзаночку в тот час, когда с приятелями охотился на зайцев в окрестностях императорской резиденции. В компании находился гвардейский офицер Зиновьев. Он то и стал посредником поимки сокровища. Охотники смело вошли в избу, куда в страхе убежала пейзанка и гвардеец начал торг со стариком-папашей. Тот запросил 100 рублей за то, что отдаст дочь в услужение важному иностранцу.

Почему так дорого, удивился гвардеец.

Она девственна, заявил гордо отец.

Вся эта сцена удивила, рассмешила и озадачила Казанову.

Он либертен и демократ, поклонник Вольтера, враг деспотизма покупал девушку, словно та бессловесное животное. Между тем, девушка нисколько не возражала против такого торга, наоборот, явно желала переменить участь.

- Могу ли я с ней спать? Могу ли я, ее отослать обратно, если девица мне надоест?

На все вопросы Казанова получал твердое «да», вы можете с ней сделать всё, что угодно: спать, высечь, вернуть, арестовать... только увезти с собой не имеете права.

Она хоть и холопка, все ж таки русская подданная.

- А какое жалование ей положить? - бьется в сетях европейского гуманизма наш сластолюбец.

- Ни гроша! Кормите, поите, отпускайте в баню по субботам и в церковь в воскресение.

Тут Казанова, наконец, сдался: держите сто рублей.

И вот кульминация сцены.

Отец требует от Казановы удостоверить девственность дочери и расписаться в какой-то бумаге. Покупатель смущен такой странной честью и не желает проверкой нанести афронт девушке. Старик и гвардейский офицер настаивают, иначе сделки не будет. Делать нечего, Казанова покоряется русскому варварству и, убедившись в целости покупки, усаживает рабыню в карету и увозит в свое жилище на Миллионной.

На правах рабовладельца он дает русской пастушке знойное имя Заира.

Еще один кивок в сторону своего кумира.

Заирой звали христианку, любимую наложницу султана в одноименной трагедии Вольтера.

«Она казалась мне ожившей статуей Психеи, виденной на вилле Боргези в Риме. - Вспоминал Казанова, - Грудь ее еще наливалась, ей было всего тринадцать лет... бела как снег, а черные волосы еще пущий блеск придавали ее белизне. Если б ее неотступная ревность, да не слепая вера в гадание на картах, кои она всякий день раскладывала, я бы никогда с ней не расстался».

Итак, обеспечив свой волчий аппетит, Казанова, наконец, полностью сосредоточился на своей идее фикс: интеллектуально покорить русскую императрицу.

Чем же была озабочена Екатерина II зимой 1764 года?

Если кратко, тремя вещами: арестом турками русского посланника Обрезкова в Константинополе, что, по сути, стало объявлением войны, и подготовкой к экономическому разгрому православной церкви, императрица готовила указ о секуляризации церковных вотчин, после чего половина доходов православной церкви поступала в казну, наконец, она решала в душе важную сердечную проблему стоит ли ей обвенчаться со своим фаворитом красавцем графом Григорием Орловым, или до конца правления оставаться свободной вдовой?

Продолжение следует...