Преследуя русскую императрицу, с целью стать фаворитом ее мысли, Казанова сразу обратил внимание на ее реального фаворита князя Григория Орлова. С точки зрения ума Орлов был весьма зауряден, но императрица любила его, что позволило тому сосредоточить в своих руках необъятную власть. Только лень и распущенность мешали князю стать на равных с императрицей.

Царствование Екатерины историки ее сексуальной жизни делят на два периода. Первые 12 лет правления императрица имела всего двух любовников князя Орлова (1759 - лето 1772) и князя А. Васильчикова (сентябрь 1772 - лето 1774). Следующие двенадцать лет Екатерина меняла фаворитов 12 раз. Речь идет только о громких и открытых фактах, случайные, кратковременные связи историки не фиксируют, пишут, только, что их было не мало.

Первый раз Казанова увидел соперника в час молитвы во дворце, когда последовал в толпе придворных в домовую часовню. Утром он записал в свою путевую тетрадь, что императрица поцеловала перстень священника, а тот, шаркая бородой, облобызал ее руку, что во все время службы она не являла напускного благочестия, удостаивала всех улыбкой, но чаще всего обращалась к фавориту. «Хоть сказать ей было нечего, (пишет Казанова), она желала польстить ему, выказать, что особо отличает его, ставит надо всеми».

Князь Орлов стал любовником Екатерины Алексеевны еще тогда, когда она была женой наследного принца Петра Федоровича, за два года до кончины императрицы Елизаветы Петровны. Можно сказать, заговор против мужа и будущий переворот 28 июня 1762 года созрел в постели, в объятиях любовника. Григорий Орлов сделал все, чтобы подтолкнуть нерешительную и закомплексованную любовницу к захвату власти. По натуре это был громогласный молодой богатырь, забияка, картежник, кулачный боец, участник диких забав, бабник. Став фаворитом он постепенно остепенился и избавился от многих шумных привычек, кроме одной - неутомимого любострастия. Он считал за долг соблазнить почти всех фрейлин императрицы, он растлил даже свою двоюродную сестру, хотя позднее был вынужден жениться на ней, он - пишут современники, - не пропускал даже простолюдинок, случайная калмычка или финка вполне могли оказаться в его постели, как и хорошенькая придворная дама. Орлова спасала только полная откровенность перед императрицей, он просил прощения за каждый случай, а часто даже испрашивал позволения соблазнить какую-нибудь дурочку. Эта черта смешила влюбленную Екатерину, и, раз за разом прощала своего петуха-великана. Есть свидетельства, что Орлов иногда бывал так груб и взбешен, что бил императрицу. Наконец, бесконечная распущенность фаворита разогревали ее немецкую кровь.

Став императрицей, Екатерина по инерции чувств задумала сочетаться браком с давним любовником, но все ее высшее окружение встало на дыбы. Главным аргументом была глупость князя, «он (пишет английский посланник, лорд Каскарт) не способен связать несколько различных мнений». Но ключ к сердцу Екатерины сумел подобрать только один граф Н.Панин, который сказал императрице: «мы готовы служить до гроба императрице всероссийской, но не графине Орловой». Эта реплика поразила Екатерину и, отпрянув от своего чувства, испугавшись заговора, она решила до конца царствования оставаться единовластной самодержицей и ни с кем и никогда не делить трон.

Финал этой любовной истории, которая длилась 13 лет, был печален. После того как императрица увлеклась молодым князем Васильчиковым, Григорий Орлов стал терять рассудок, вскоре окончательно помешался, и целых десять лет прожил как сумасшедший до самой своей смерти в 1783 году.

Но вернемся к Казанове.

Преследуя императрицу, намереваясь, подбиться в ее фавориты, Казанова вдруг обнаружил одно ужасное обстоятельство. В Петербурге привечали только тех иностранцев, которые приезжали в Россию по приглашению. Тех же, кто приехал самочинно, по собственной воле и чьи намерения были непонятны, тех при дворе отнюдь не брали в расчет. Заметив Казанову, видя его постоянно на больших приемах, Екатерина абсолютно не собиралась знакомиться с венецианцем, а без ее приказания и желания никто не мог представить Казанову императрице. Формально они были не знакомы. А просто так подойти к владычице России было абсолютно невозможно. Есть от чего сходить с ума!

Раз за разом, наш герой с отчаянием фиксирует в дневнике свою охоту за императрицей, охоту, которая ни к чему не приводит.

Вот к императрице, - она одета в мужское платье для верховой езды,- подвели лошадь. Лошадь держит под уздцы князь Репнин, как вдруг кобыла с такой силой лягнула его, что сломала князю лодыжку. Потрясенная государыня приказала увести лошадь и объявила под страхом смертной казни, чтоб подлая скотина не попадалась ей на глаза... как бы хотел Казанова оказаться на месте упавшего князя.

Вот, приблизившись к императрице сзади, в толпе выходящих из оперы, Казанове удается подслушать ее слова (императрица говорит по-немецки):

- Опера доставила всем преизрядное удовольствие, и я рада тому, но мне было скучно. Музыка чудесная вещь, но я не понимаю, как можно без памяти любить ее, если только нет ни срочных дел, ни мыслей.

Ого, думает Казанова - императрица не любит музыки! Запомним.

Позднее эта деталь пригодилась.

Много надежд Казанова возлагал на предстоящую карусель (рыцарский турнир для конных всадников с копьями). Специально для этой цели был построен во всю ширину площади перед Зимним дворцом деревянный помост. Четыре кадрили по сотне всадников в каждой, одетых в костюмы народов Европы должны были сразиться на копьях за огромные награды. В Петербург уже стали съезжаться князья, графы, бароны со всей Европы, взяв лучших коней. Было решено, что великолепный праздник состоится в первый погожий солнечный день, но... Так вот, за весь 1765 год в Петербурге не выдалось ни одного погожего дня, и карусель так и не состоялась. Помост укрыли. Погожий день выдался лишь через год, когда Казанова уже уехал.

Идет время, месяц за месяцем, но они все еще не знакомы, хотя императрица прекрасно заметила великолепного высокого венецианца в толпе придворных и, конечно, навела справки о том, кто этот граф Фарусси и кавалер де Сейнгальт, (но о том, что он Казанова так и не узнала).

Их глаза так ни разу не встретились!

В отчаянии Казанова фиксирует всякую мелочь.

Вот он едет в карете по страхолюдному деревянному мосту через канал. Бог мой, какой урод, говорит Казанова про мост. Это не нравится одному из русских спутников и тот отмечает, что издан указ императрицы, чтобы деревянный мост переделали в каменный мост к такому-то дню. И императрица проедет новым путем. Поелику до этого дня оставалось всего три недели, Казанова заметил, что такое просто невозможно. Но русский продолжал спорить и повторил, что на сей предмет, издан указ. Указ! Сидевший рядом с Казановой купец Папанопуло, тихонько сжал руку авантюриста: дав знак молчать и не спорить.

Чем же все кончилось?

За день до срока, был издан новый Указ, о том, что мост будет построен ровно через год.

Что ж, это мудро, иронизирует Казанова.

Начиная терять интерес к своей авантюре, - увлечь и покорить императрицу мыслями об отказе от Юлианского календаря, - Казанова все больше проявляет интереса к России и русским. Причем, некоторые его наблюдения предвосхищают взор Достоевского.

Вот, во время переезда, Казанова зовет в постоялую избу своего ямщика, чтобы дать ему рюмку водки. Мужик приходит и говорит с грустью, что одна из лошадей не хочет есть, и он в полном отчаянии, ибо если она не поест, она завтра не побежит. В роли переводчицы выступает юная Заира, с которой Казанова не расстается никогда и возит с собой в дорожном дормезе. Удивленный столь странным поведением лошади, Казанова вместе с ним идет на конюшню...

«Мы пошли вместе с ним на конюшню и увидели, что лошадь недвижна, угрюма, от ясель отворачивается. Хозяин начал говорить с ней самым ласковым голосом и, глядя нежно и уважительно, убеждал скотину соизволить поесть. После сих речей он облобызал лошадь, взял ее голову и ткнул в ясли; но все впустую. Мужик зарыдал, да так, что чуть со смеху не помер, ибо видел, что тот хитрит и своим плачем пытается разжалобить лошадь. Отплакавшись, он опять поцеловал лошадь и сунул мордой в кормушку; все тщетно. Тут русский, озлившись на упрямую скотину, клянется отплатить ей. Он выволакивает ее из конюшни, привязывает бедное животное к столбу, берет дубину и добрых четверть часа лупит из всех сил, до изнеможения. Устав, он ведет ее на конюшню, сует мордой в корыто, и вот лошадь с жадностью набрасывается на корм, а «шевощик» (Казанова пишет по-русски) смеется, скачет, выкидывает коленца от радости. Я был до крайности удивлен. Я подумал, что такое может случиться только в России, где палку настолько почитают все, даже животные, что она может творить чудеса».

Терпение Казановы подходит к концу. Он ездит на увеселения двора в Царское село, Петергоф, Ораниенбаум... повсюду видит императрицу, но та в упор не замечает щеголя иностранца.

«В России уважительно относятся только к тем, кого нарочно пригласили. Тех, кто прибыл по своей охоте, ни во что не ставят. Может, они и правы».

Так Казанова заканчивает 6 главу своих воспоминаний.

Глава 7 имеет подзаголовок:

Я встречаюсь с царицей. Мои беседы с великой государыней.

Продолжение следует...