|
|
|||||
Интересное
«Севилья – башенка в зазубренной короне». Это Лорка. А наш соотечественник всегда представлял андалусскую столицу городом, где «много крови, много песней за прелестных льётся дам…». Шпага под чёрным плащом, «Я здесь, Инезилья, стою под окном». Стихотворная строчка А.К. Толстого «От Севильи до Гренады в тихом сумраке ночей…», зацепившись занозой за память, стала побудительным мотивом нашего путешествия в Андалусию.
Поехали в погоню за тенью, за ушедшим временем, под обаянием романов, написанных лет триста тому назад. Очень хотелось понять, что такого есть в этом городе, каков состав его воздуха, что самые знаменитые драмы любви и измены разыгрывались здесь? Сердце Севильи упрятано в паутине узких средневековых улиц. Это юдерия, бывший еврейский квартал, после тотального торжества католической веры переименованный в баррио Санта-Крус, квартал Святого Креста. Здесь жил благочестивый монах и драматург Габриэль Тельес, больше известный под псевдонимом Тирсо де Молина. Здесь он сочинил пьесу «Севильский обольститель, или Каменный Гость». Из этого нравоучения возник один из самых популярных в мире литературных сюжетов. «Дон Жуан, или Каменный гость» Мольера - самая известная его версия, благодаря которой севильский уроженец дон Хуан граф де Тенорио получил новое, французское, имя, под ним и прославился. Каким только не изображали этого героя – и беззастенчивым и неутомимым любовником, и байроническим мизантропом в экзистенциальной тоске. Соблазнение женщины для него - часть игры со смертью, дерзкий вызов. Но все авторы – от Гольдони до Соррильи обрывали его бурную жизнь «пожатьем каменной десницы». В то время как подлинная история севильского дона Хуана имела совершенно иной финал. Городской квартал Санта-Крус – сеть мощёных стертой брусчаткой улиц. В этом лабиринте и стоит под чьим-то балконом с геранями памятник дону Хуану, главному персонажу эфемерной севильской «оперно-литературной» жизни. Испанцы по-своему отплатили человеку, который умел наносить смертельные раны душе и телу: бессмертный образ отлит в бронзе на излёте земной славы. Немолодой господин с усталым лицом, рука не отпускает эфеса шпаги. А в севильском районе Ареналь, напротив госпиталя Милосердия, стоит другой памятник - историческому прототипу. Дон Мигель де Маньяра, испанский гранд, рыцарь ордена Калатравы. Госпиталь де ла Каридад – тихое место, приют для престарелых священников. Иногда обитатели выходят погреться во внутреннем дворике больницы, где неслышно плещут два мраморных фонтана «Милосердие» и «Сострадание». Стены патио покрыты сине-белыми изразцами с библейскими сценами. На стене ещё можно разобрать сонет: «Кем бы мы ни были, Смерть всех уравняет… А может быть, жизнь – это долгая смерть? Или же смерть – это сладкая жизнь?» (перевод условный и поспешный, нацарапанный на обложке случайного буклета). Автор – дон Мигель де Маньяра, март 1679 года. Подлинную историю жизни дона Мигеля де Маньяры Висентело де Лека сейчас восстановить трудно. Известно лишь, что первую её половину он прожил как беззаботный гуляка, отложивший в долгий ящик помыслы о душе и вечности. Собственно, шалости юного дона Мигеля не были чем-то исключительным для севильской золотой молодёжи XVII века. Скандальные развлечения были в обычае у испанских дворян. Но история Мигеля де Маньяры – исключение. Лет в двадцать знатный ловелас пережил религиозное обращение. Случилось это, согласно городской легенде, так: однажды ночью Мигель, направляясь на любовное свидание, получил удар по голове, упал и услышал голос, заказывавший для него гроб как для мертвеца. Охваченный ужасом, он вернулся домой, а позже узнал, что на предполагаемом свидании его поджидали наёмные убийцы. В этот момент не Каменный гость пришел к юноше, а посетило его прозрение. И пережив его, де Лека обвинил себя в самых постыдных грехах: «Я - дон Мигель Маньяра, пыль и прах, жалкий грешник; бoльшую часть жизни я служил Вавилону и Дьяволу, князю его, многократно впадая в мерзость, гордыню, похоть, богохульство, соблазн и разбой. На могиле моей пусть поставят камень с такой эпитафией: «Здесь лежат останки худшего человека на земле. Молитесь за него!» Как всякий новообращенный, де Маньяра отдался служению добру с тем же рвением, с каким прежде злодействовал. Де Лека женился на Иерониме де Мендоса, тихой и разумной блондинке, к тому же хорошенькой и, что важно, любимой дочерью богатого и знатного севильянца. Мигель и Иеронима прожили вместе двенадцать лет, а после её смерти де Маньяра одел власяницу и вступил в Братство Милосердия; построил приют для бедных, помогал приговорённым к смерти, кормил голодных и лечил больных. Памятник раскаявшемуся ловеласу был установлен в парке напротив госпиталя. Основатель Ла Каридад выглядит настоящим идальго: шляпа с пером, ботфорты, шпага. Но на руках он держит немощного старика, и вид его выражает смирение, а не гордыню. Литературный дон Хуан умер, богохульствуя, когда Командор каменной десницей волок его в ад. Дон Мигель похоронен в церкви Милосердия. Сам он в завещании просил похоронить себя в дверях церкви госпиталя, чтобы приходящие топтали его прах - прах грешника. Однако, останки раскаявшегося де Лека покоятся под алтарём молитвенного зала. Бурная жизнь и страшная смерть, как это обычно и бывает, сделала литературного ловеласа более известным, чем 20-летняя подвижническая жизнь дона Мигеля. Но обоим – и вымышленному персонажу, и реальному – нашлось место на узких улицах Севильи.
Рекомендуем
Обсуждение новости
|
|