Украина, город Торез. Каждый день Саня отрабатывает восемь часов на нелегальной шахте, притаившейся в лесу в укромном месте. Он и еще трое мужчин добывают уголь. Работают они ручным инструментом глубоко под землей, иногда спускаясь на 150 метров. Компрессор от старого автомобиля питает мотор подъемника, вытаскивающего уголь на поверхность.

25-летний Саня, не пожелавший разглашать свою фамилию (как-никак, он нарушает закон), получает зарплату деньгами и углем. По окончании рабочего дня он грузит на свой велосипед мешок с углем. Им он будет отапливать свой дом. Уголь для него почти так же ценен, как его недельная зарплата, составляющая 35 долларов.

Это тот же уголь, на котором работают электростанции и сталелитейные заводы в Донецком угольном бассейне на юго-востоке Украины. Уголь – стержень жизни в маленьком шахтерском городке Торез, многие жители которого, в том числе Саня, были вынуждены из-за экономических перемен перейти с государственных шахт советских времен на нелегальные маленькие шахты.

Когда-то уголь был здесь королем. Но освоение богатых сибирских месторождений – сначала угольных, затем нефтяных и газовых – нанесло урон Донбассу, как иначе называется этот регион. К 1991 году, когда Украина стала независимой, угольная промышленность, страдавшая от недофинансирования, стала глубоко убыточной и неэффективной. Она и доселе в плачевном состоянии.

Сегодня большая часть украинских шахт – старой постройки. Тоннели уходят все глубже и глубже, что осложняет и удорожает добычу угля. Власти закрыли десятки шахт, что на малую толику увеличило безопасность рабочих и доходность отрасли. Но в результате многие шахтеры стали безработными либо потеряли постоянную занятость.

Еще один шахтер, 45-летний Борис (фамилию он также отказался назвать) в советские времена, когда эта профессия была престижной, работал на шахте "Прогресс". Но теперь, говорит Борис, уволенный по сокращению штатов в 2001 году, "шахтерское дело больше не уважают".

При коммунистическом режиме шахтеры были одними из самых высокооплачиваемых работников в СССР – их зарплата втрое превышала среднюю по стране. К тому же им предоставлялись льготы: жилье и возможность досрочно уйти на пенсию.

Шахтеры были образцом для подражания. Их уважали за изнурительный труд и вклад в благосостояние общества. Местным героем был Алексей Стаханов – шахтер из Тореза, в 1930-е годы сделавшийся культовой фигурой соцреалистической пропаганды. Его имя живет и сегодня – в концепции наращивания производительности труда, именуемой "стахановская работа".

Современная ситуация – диаметральная противоположность былой. Шахтерам платят совсем мало – на государственных шахтах в Торезе средняя зарплата составляет 160 долл. в месяц – а часто выплаты задерживают. Большинству семей шахтеров не по карману автомобили, поездки на отдых или медицинские услуги за исключением самых элементарных.

Условия труда тяжелые. По смертности в шахтах Украина занимает в мире второе место после Китая – с 1990 года ежегодно погибает в среднем 317 человек. Кроме того, шахтеры более подвержены заболеваниям сердечно-сосудистой и дыхательной системы.

Торез, носящий имя французского коммуниста шахтера Мориса Тореза, когда-то был процветающим центром угольной промышленности. В дирекции "Торезантрацита" – ассоциации шахт, управляющей государственными шахтами в этом районе, упадок отрасли заметен с первого взгляда. Как видно по огромной карте с красными огоньками и данными об объеме добычи, 6 из 11 шахт в городе закрыты.

Крупнейшая из местных шахт, "Прогресс", также находится под угрозой: идет процесс приватизации и закрытия шахт, начавшийся в 1996 году. В результате него 600 тыс. работников угольной промышленности осталось без работы. Даже несмотря на государственные субсидии, составляющие более 1 млрд долл. в год, почти все государственные шахты не могут свести концы с концами.

Многие молодые люди и уволенные шахтеры уехали из Тореза в соседний Донецк, а также в российский Ростов-на-Дону, расположенный сразу за границей. Другие отправились в Москву или Санкт-Петербург, чтобы работать на стройках.

А кое-то работает на нелегальных шахтах.

"Люди импровизируют – мы это хорошо умеем", – говорит таксист Геннадий Горбенко, бывший владелец нелегальной шахты.

Горбенко сказал, что закрыл шахту и продал оборудование в 2005 году, напуганный тем, что власти взялись за обуздание нелегальной разработки недр, – эти шаги начались при президенте Викторе Ющенко после "оранжевой революции" 2004 года. У Горбенко два сына. По словам отца, они не смогли найти легальную работу на шахтах даже несмотря на то, что окончили в Торезе профессиональное училище по шахтерским специальностям. Теперь они тоже водят такси.

"В Торезе нет перспектив, – сказал Горбенко. – Почему бы Ющенко не принять закон о легализации нелегальных шахт вместо того, чтобы их закрывать?"

Даже после того, как началась борьба с нелегальными шахтами, в районе Тореза их все еще действовало около 300, и на них работала значительная часть населения города.

"Может быть, на государственных шахтах зарплата и выше, но на моей шахте рабочие получали деньги каждое воскресенье", – говорит Горбенко. На государственных шахтах часто платят только часть официальной зарплаты, причем деньги могут выдавать с опозданием на несколько месяцев.

"Людям наплевать на то, что шахты нелегальные, – говорит милиционер Игорь, в прошлом шахтер. Он также не пожелал раскрывать свою фамилию. – Людям нужно зарабатывать деньги. Такие вещи заботят только тех, кто наверху".

Игорь живет близ шахты "Лесная", которую закрыли пять лет назад. В его многоквартирном доме и других домах неподалеку теперь обитаемы лишь 30% квартир. Нет ни центрального отопления, ни газа, во многих квартирах не работает водопровод. После того как 12 лет назад отключили газ, Игорь поставил у себя печку, которую топит углем с нелегальных шахт.

Живущий в Киеве американский горный инженер Джерри Триплетт, который занят программой по повышению безопасности в шахтах, отмечает, что, по его мнению, нелегальные шахты – это не просто отклонение от юридических норм.

"Когда несколько парней объединяются, чтобы добывать уголь в лесу, это признак деловой хватки, – сказал он. – Это значит, что капитализм пускает корни. Шахтеры осознают, что самостоятельно, без помощи государства могут делать дело более эффективно и выгодно".

Триплетт отмечает, что процедура регистрации законной шахты столь осложнена бюрократическими препонами, что гораздо проще откупаться от соответствующих властей – обычно от местных правоохранительных органов – и держать нелегальную шахту, чем заниматься этим бизнесом законно. По сути, говорит Триплетт, реформа угольной промышленности и неэффективные институции породили систему беззакония и коррупции.