– Скажите, Никас, как вы считаете, творческим людям проще выбрать себе подходящее жилье или сложнее, чем людям «обычным»?

– Я думаю, много сложнее. Любой человек, когда его жилье находится в каком-то нехорошем месте, чувствует тревогу, смутное беспокойство. А представьте себе, как остро это воспринимает музыкант, художник, писатель. И я не исключение, я очень долго выбирал себе место, где мне хотелось бы жить. Для художника ведь что главное? Правильно, вид из окна (смеется). А у меня – как в стихотворении: «А из нашего окна площадь Красная видна…». Сердце Москвы как на ладони.

– В вашем доме проживало немало знаменитостей…

– Точно. И Станиславский, и еще много-много великих людей, из ныне здравствующих – Валентин Гафт. Видимо, дом этот в Брюсовом переулке особенный, дух у него хороший, столько замечательных людей не могут ошибаться. А может быть и наоборот – эти люди пропитали дом своей душой, своим творчеством. Так или иначе, я себя тут чувствую прекрасно.

– В вашем доме проживало немало знаменитостей…

– Точно. И Станиславский, и еще много-много великих людей, из ныне здравствующих – Валентин Гафт. Видимо, дом этот в Брюсовом переулке особенный, дух у него хороший, столько замечательных людей не могут ошибаться. А может быть и наоборот – эти люди пропитали дом своей душой, своим творчеством. Так или иначе, я себя тут чувствую прекрасно.

– То, что рядом храм, тоже наверняка плюс?

– Да, для меня это очень важно. Духовность места – вещь удивительная, ведь храмы всегда строили только на богоугодном, светлом месте. Так что, несмотря на самый центр, тут удивительно тихо и спокойно.

– Но признайтесь, чтобы обрести свой рай, приходится проходить все круги ада?

– Удивительно точное определение! Ремонт – это действительно сущий ад, особенно для человека, у которого совершенно нет времени этим заниматься. Приходится полагаться на других людей, а ведь они, скажем так, далеко не всегда добросовестны. И те урывки свободного времени, которые у меня есть, я стараюсь посвящать своей квартире. А когда это свободное время появится – никогда не знаешь, художник ведь работает не с десяти до шести и домой. Иногда картина пишется за ночь, а иногда – неделями.

– Судя по всему, вы замыслили здесь нечто грандиозное…

– Просто хочу использовать все пространство и сделать все так, как мне хочется. Вот это еще один момент, тормозящий весь процесс, так как на все, даже мелкие, переделки сейчас надо получать кучу бумаг. Планов у меня действительно много, что-то уже сделано, что-то еще только предстоит обдумать.

– Правда ли, что вам разрешили надстроить еще один этаж на крыше?

– Не совсем надстроить. Просто я хотел, чтобы дома было место, откуда можно смотреть на Москву. Конечно, много видно из окон и с балкона, но я всегда хотел специальное место, которое предназначено только для того, чтобы смотреть и отдыхать. Визуальное наслаждение для художника очень важно, я люблю, чтобы глаз «отдыхал» на красивом пейзаже. А что может быть лучше для радости взгляду, чем такая красота! В каждом городе мира есть свое сердце, где сокрыта сама суть города, и в Москве это, без сомнения, Красная площадь.

– Насколько я знаю, вы сторонник классических интерьеров?

– Я бы сказал, что я поклонник классики, старины в целом, в интерьерах я все-таки не самый большой специалист (смеется). Но вы совершенно правы, современные направления мне не близки. Понимаете, я люблю, когда вещи несут в себе жизнь, историю, тепло других людей. Старая мебель, предметы интерьера могли бы столько порассказать, если бы умели говорить. Мне очень нравится додумывать историю самому, когда я смотрю, скажем, на старый стол. Кто за ним сидел, о чем думал.

– Размышлять, похоже, вы предпочитаете на просторе?

– Да, вы правы. Кстати, именно из-за этой моей любви к пространству ремонт такой долгий. Мне много раз рабочие предлагали оставить ту или иную ненужную мне стенку, просто ради экономии времени, ведь, напомню еще раз, на любые переделки нужны документы и разрешения.

– Проблему, чем украсить стены, вам, видимо, решать не надо…

– Да, тут вы правы (смеется). Здесь много моих работ, я вешаю их у себя не потому, что я этакий нарцисс, которому требуется постоянно смотреть на свои работы. Все гораздо проще, эти картины мне просто нравятся. Причем, поверьте, если вы думаете, что художник априори в восторге от всех своих произведений, то вы сильно ошибаетесь.

– Ну, а «святая святых», мастерская у вас здесь уже есть?

– Конечно! Ее сделали раньше всего остального, и я очень доволен тем, как получилось. Я бы сравнил свою мастерскую с паутиной, в хорошем смысле этого слова. Паучок, находясь в центре своей паутинки, защищен и, одновременно, по подрагиваниям тончайших нитей ощущает мир вокруг. Вот так и я: с одной стороны, в моей студии мне очень спокойно и уютно, а с другой – я не чувствую себя в каменном мешке и открыт для всего. Я очень счастлив, что самое важное для меня место в доме получилось таким гармоничным.

– Вы производите впечатление очень разностороннего человека, как-то не верится, что везде будет сплошная классика…

– Конечно нет! Различных мотивов будет множество, мне бы не хотелось замыкаться на чем-то одном. Когда я говорил о своей тяге к классицизму, совсем не имел в виду, что мне не нравятся другие течения. Я считаю, что в доме должны быть совершенно разные по стилю и по энергетике помещения, это и японский, восточный стиль, и торжественный мрачноватый викторианский, и пышный французский. Единственное, чего я бы не хотел – это чересчур современного хай-тека.

Кстати, не обращайте внимания, что того, что я перечислил, пока нет у меня дома. Все комнаты будут меняться – не только по интерьеру, но и по назначению. То, что вы видите сейчас, далеко не окончательный вариант.

– Если я правильно поняла, то всего этажей у вас три?

– Ну, этажами я бы это все-таки не назвал. Скорее уровни. Мне очень нравится принцип, по которому построено большинство домов на Западе. С разными вариантами, но общие тенденции таковы: самый верхний этаж или уровень – это место хозяев дома, их личная территория, второй уровень – это место для гостей, для приема пищи, для семейных торжеств. И третий, нижний (иногда его функцию выполняет подвал или гараж) – это место для хранения всяких вещей, винный погреб и т. д. Вот так же и у меня: на нижнем ярусе – библиотека, мой личный архив, одна из спален, кухня, ванная. Наверху – мои владения, камин, место для отдыха и работы. А посередине – столовая, гостиная и все то, что еще придумаю.

– А ведь, ко всему прочему, вы еще и «замковладелец»? Или это слухи?

– Да нет, не слухи, эта история уже набила оскомину, но расскажу. Я человек увлекающийся, иногда меня надо даже останавливать. Один раз, будучи в Шотландии, я гулял по лесу в окрестностях Глазго, заблудился и в поисках дороги случайно наткнулся на какие то древние развалины. По очертаниям легко угадывался средневековый шотландский замок. И я так проникся этим великолепием, что узнал про замок в ближайшем городке все, что смог. И, помимо увлекательной истории, я узнал, что он продается. И не удержался. Нужно сказать, что стоил и он, и земля рядом совершенно реальные деньги, дешевле, чем большинство коттеджей в престижных районах Подмосковья. И я обязательно восстановлю этот замок.

– Скажите, Никас, а вот, если вещь для дома вам очень понравится, вы приобретете ее, сколько бы она ни стоила?

– Для меня важнее, чтобы вещь меня тронула, задела внутри. Я никогда не буду платить бешеные деньги, к примеру, за стулья, на которых сидела та или иная знаменитость. К сожалению, у нас практически не встречается оптимальное сочетание цены и качества вещи. В этом смысле мебель, например, лучше покупать в Европе. А вообще, главное, чтобы интерьер подходил хозяину, чтобы человек чувствовал себя дома во всех возможных смыслах этого слова. Это и есть основное предназначение дизайна, оформления, цветовой гаммы и прочего в квартире.

– Насколько я знаю, для хранения картин нужны особые условия. Или у вас полотна долго не залеживаются?

– Вы совершенно правы: краски, холст, рамы очень чувствительны к перепадам температуры, влажности. И там, где они будут храниться, будут соблюдены все условия. Что же касается «залеживаются или нет», то картины для художника как дети, они рождаются в муках, и с некоторыми невероятно трудно расстаться.

Картин действительно много, художник ведь пишет не для кого-то, по принципу «надо картину или портрет – раз, написал, а потом сидишь и отдыхаешь». Художник пишет потому, что просто не может не писать. Огромное количество своих работ я дарю, некоторые остаются со мной. И мне дарят картины часто. Но, хотя я и состоялся как художник, у меня есть твердое желание оставить после себя не только свои полотна. Моя заветная мечта – построить храм, и, по возможности, не один. Не даром практически все мои предки были священнослужителями. Это доброе и светлое дело, и я очень хочу его успеть сделать.