В Молдове мало кто из школьников помнит сегодня о подвигах молодогвардейцев, Космодемьянской и Матросова. Зато каждый слышал об Александре Маринеско, читал о беспримерном подвиге врага номер один рейха, который 30 января 1945 года потопил гигантский лайнер «Вильгельм Густлоф», отправив к праотцам почти 8 тысяч фашистов.

Вокруг этого легендарного имени сложилось немало мифов, разбавленных сплетнями и клеветой. Только 45 лет после совершения подвига ему присвоили звание Героя Советского Союза, увы, он уже 27 лет как умер…

Сегодня многие скобки раскрывает в эксклюзивном интервью «PRESS-обозрению» дочь прославленного подводника Леонора Маринеско, которая не так давно вместе со своим мужем издала книгу «Ты наша гордость, отец!». Этот небольшой томик разлетелся по читателям в считанные недели, достать его практически невозможно, тем ценнее живой разговор с Норой Александровной, одесситкой по рождению и месту жительства.

Экстремал

Леонора, что подтолкнуло вас сесть за написание книги?

Настроил на это меня друг отца Михаил Филиппович Вайнштейн, сослуживец папы по дивизиону субмарин на Балтике. Он очень переживал за Маринеско в связи с несправедливым отношением к нему части командования и политруководства ВМФ и активно выступал за восстановление доброго имени друга после его смерти.

Я помню предупреждения Вайнштейна, что противники отца, лишившие его главного в жизни – службы на подводном флоте, не угомонятся, а породят последователей для чернения Маринеско. И как в воду глядел. Перестроечные злопыхатели договорились до того, что подводники Балтики якобы трусили выходить в море. А если и выходили, то для охоты за немецкими мирными судами, перевозившими население. Очевидно, сведения о ВОВ они черпали из прессы государств, враждебно относящихся к стране, победившей фашизм.

Писанина этих анти-патриотов вызвала бурю возмущения ветеранов-подводников, для которых Маринеско – кумир и божество. Поэтому цель книги – защитить честь и достоинство тех, кто не может это сделать сам.

– Какую стезю в жизни вы выбрали сами?

40 лет проработала на инженерных и руководящих должностях предприятий лёгкой и тяжёлой промышленности. Жизнь моя, тем не менее, протекала во флотской среде, и я всегда особо интересовалась тем, что связано с отцом.

– Правда ли, что ваш отец был экстремалом, то есть типичным искателем адреналина?

Думаю, да. Курсантом он однажды влез на паруснике на самую высокую рею и сделал стойку на руках. Об этом даже в местных газетах написали. Он был очень своеобразным человеком, независимым, ненавидевшим ложь. Вышестоявшим чинам не позволял давить на самолюбие, на грубость отвечал грубостью. Как-то нескольких его матросов посадили на гауптвахту, так он пригрозил сделавшему это: «Не выпустишь – я твоих ребят из пушечки разнесу».

Но душою был добр и открыт. За беспримерную храбрость и сердечность экипаж его обожал.

Непростой характер, вероятно, передался ему с генами отца, Иона (Ивана) Алексеевича Маринеско, потому что мать Татьяна была спокойного нрава. Дед в Одессе работал механиком. Этот красавец одевался в костюм-тройку, ходил с тростью. Белый воротничок оттенял гусарские усы и бородку. Таня в том же доме была прислугой. Однажды она протирала окно, тряпка выпала из рук и опустилась аккурат на щегольскую шляпу Ивана Алексеевича. Но вместо чертыхания и брани услышала ласковое: «Добрый день, мадемуазель». Сбежала вниз, склонилась в реверансе. Так и зародилось чувство. Потом были прогулки по Дерибасовской, во время которых он рассказывал (с акцентом) о своём детстве.

А родом он был из Галаца. Кстати, позже из беседы с генконсулом Румынии я вынесла, что мой дед не «косил» под украинца, а просто в Румынии параллельно существуют фамилии Маринеско и Маринеску.

Круглая сирота, дед Ион батрачил у помещика. Потом его забрили в армию, вернее, во флот (у Румынии было несколько кораблей). Служил на миноносце кочегаром. Его возненавидел механик, и однажды во время шторма ударил кулаком в лицо. В ответ дед огрел его лопатой по спине. Бунтаря посадили в карцер, и в ожидании трибунала Ион уже попрощался с жизнью. Но однажды ночью охранять его поставили друга, с которым они сговорились и вместе сбежали. Переплыв Дунай, по видимости, на несколько лет задержались в Бессарабии. Затаились. Потом Ион перебрался в Малороссию, скитался, пока не оказался в портовой Одессе, где гораздо легче затеряться.

Женился, работал кочегаром, слесарем и машинистом, а в 1913 году уже нянчил Сашу.

Любовь

Каким ваш отец был в детстве?

Как любого одессита, его волновало море. Мальчишкой он искусно нырял, отлично плавал. С 7 утра удил рыбу, улов продавал хозяйкам. На выручку покупали с друзьями папиросы и шамовку (еду).

Морская биография началась с яхт-клуба, где опытные моряки учили пацанов прыжкам в воду и долгому пребыванию в воде без дыхания. По 5-6 часов торчали в воде. Закончив 6 классов, Саша поступил на работу на старенький углевоз, а затем был зачислен в Школу юнг. Позже окончил морской техникум.

С мамой встретился именно тогда?

Чуть раньше, ещё во время обучения в яхт-клубе. Будучи в Херсоне, заприметил жившую на пристани черноглазую красивую хохлушечку Нину. Её отца, кузнеца, убили беляки, мать осталась с 5-ю ребятишками на руках. Поэтому подросшую Нину отдала своей бездетной сестре, жившей в Одессе на Молдаванке. Маринеско разыскал её там, и вскоре они сыграли свадьбу.

В качестве молодого штурмана на одном из суден он вскоре дорос до второго помощника капитана. Бороздя море, возил с собой фотоаппарат и увековечивал красоты, в том числе и маленькую меня. Фотографии сохранились. Я перебираю их и плачу…

– Когда замаячил призрак войны, как судьба распорядилась вашей семьёй?

Отца направили в Ленинград осваивать службу на субмаринах, и он попрощался с мечтами об океанских просторах. Отныне был привязан к мелководной Балтике. Отец не рвался в военный флот, но когда на собеседовании услышал, что это надо для родины – подчинился беспрекословно. Возможно, его самолюбию польстило, что только несколько «торгашей» выбрали на «военку».

Мы выехали семьёй в Ленинград, где отец сперва занимался на спецкурсах командного состава, а затем служил на подводном флоте. Когда папа брал меня к себе, я лазала по тесным отсекам, узким люкам. С нами отцу пришлось видеться лишь в увольнениях.

– Нерусская фамилия не насторожила бдительных комиссаров?

Совершенно точно. Летом 1938 года его неожиданно уволили. Думается, контрразведка подсуетилась, наткнувшись в личном деле на сведения о том, что его отец, выходец из боярской Румынии, лишь спустя 29 лет принял гражданство СССР. Но ведь тот никогда и не скрывал данный пункт своей биографии.

Это был удар. Отец перенёс его стоически, не жаловался, но притих. Бессмысленно бродил по городу, стараясь обходить стороной набережные. Дома устало и безучастно сидел на табурете. Мама нежно обнимала его и звала к ужину – весьма скудному, потому что с довольствия отец был снят.

И вот – чудо! Однажды утром раздался стук в дверь, матрос принёс срочный пакет. Папа снял с плечиков китель, надраил пуговицы, мама отгладила стрелки на брюках. К обеду вернулся сияющий, со свёртком в руках. Выложил на стол круг колбасы, леденцы, другую вкуснятину. Восстановлен! Более того, ему выплатили довольствие за 3 прогулянные недели.

Занятия в учебном отряде продолжились. Он закончил образование и получил звание старлея вкупе с похвальным листом.

Потом была служба в Кронштадте, где мы сразу получили 2-комнатную квартиру. Подружились с соседями, у которых была коллекция пластинок с песнями Лещенко, Вертинского, Козина и Баяновой. Мама на вечерах пела, мужчины играли в шахматы, домино, перекидывались в картишки, причём я активно помогала отцу «жульничать» – прятала нужную карту. Смех и хохот!

Зимой ездили в дом отдыха в сосновый бор, где катались на финских санях и лыжах, кормили белок. А по Европе уже расползался фашизм. 30 ноября 1939 года началась война с финнами. Через 3 месяца по советско-финскому договору к СССР отошли Карельский перешеек с Выборгом, и в качестве аренды – полуостров Ханко, куда мы с семьёй и переехали на житьё в весьма живописное место. Сосняк чередовался здесь с фруктовым садом, мы объедались грибами.

За день до войны, 21 июня, мама мыла раму, упала с лестницы и стеклом разрезала руку. Я сбегала за соседкой, и та жгутом остановила хлеставшую кровью. А утром мы узнали ужасающую весть о начавшихся бомбёжках.

Множество подводных лодок погибло как в первые, так и в последующие месяцы и годы. Немцы разбомбили в Ленинграде продовольственные склады, поэтому хлеба стали выдавать по 300 граммов на рот. Пришлось отцу эвакуировать нас с мамой в Мурманскую область, а сам остался защищать северную столицу. Только весной 1944 года мы реэвакуировались. Тогда-то я и познакомилась с личным составом папиной знаменитой подлодки «С-13».

Отец в подробностях рассказывал нам с мамой о годах, прожитых без нас. Балтийский флот фашистами был фактически заперт в Финском заливе, густо нашпигованном минами, причём в шахматном порядке. Сколько советские тральщики их ни убирали, тут же появлялись новые.

Помню, в своих рассказах папа часто употреблял слово «яшка» – якорь, что меня неизменно веселило.

В августе 1942 года папина команда отправила на дно немецкий транспорт «Хелена», за что отец получил орден Ленина.

Однажды, при добыче языка, комдив отверг более безопасный план Маринеско и навязал свой, отчего погибли и трое разведчиков, и добытый фашист. Наказали комдива, но отец с тех пор никому не позволял вмешиваться в свои дела.

Начиная с 41-го, почти еженедельно бывали поминки по погибшим в море экипажам. Отец бурно конфликтовал с начальством, посылавшим подлодки на верную смерть. Он командовал крупнотоннажной субмариной типа «С» с проклятым 13-м номером. Но так получилось, что это число стало счастливым для отца и команды, потому что все предыдущие 12 номеров погибли, а этот уцелел и даже прогремел на весь белый свет.

Слава и обструкция

За что всё-таки генералитет третировал Маринеско?

При встрече нового, 1945 года с отцом произошла амурная история. С друзьями он завалился в ресторан в финском порту, где в абсолютной пустоте они весело отметили праздник. Хозяйка гостиницы оказалась красоткой, ну и под хмельком у них закрутился однодневный роман. Искупать «страшнейшее преступление» провинившегося капитана отправили в море, в ставший легендарным поход.

Об этом походе написаны книги и великое множество статей, среди которых оказалось немало клеветнических.

30 января 1945 года появилась запись в вахтенном журнале «С-13»: в 21:00 обнаружена цель – крупный фашистский транспорт водоизмещением в 20 тысяч тонн и в охранении миноносца.

Погоня длилась 2 часа, затем – залп, и все три торпеды угодили в цель. Лайнер затонул. 240 глубинных бомб были сброшены на «С-13», но он сумел улизнуть.

Утопленником стал величественный «Вильгельм Густлоф» – гордость фюрера, для которого там была устроена роскошнейшая спецкаюта. При известии о трагедии у Гитлера отвисла челюсть. Ещё бы: на судне разместились высший генералитет, гаулейтеры с награбленным добром, 3700 подводников и 100 командиров субмарин – всего 8000 человек ушли на дно, спаслось около 900. Адольф Гитлер велел расстрелять начальника конвоя и объявил 3-дневный национальный траур, а Маринеско заочно приговорил к казни, объявив личным врагом Германии.

Кстати, возвращаясь после этого похода, «С-13» потопила неиспользованными торпедами ещё один транспорт – «Генерал фон Штайбер», с 3,5 тысячами фашистов, перебрасывавшихся на защиту Берлина.

– Как в СССР восприняли этот подвиг?

Его долго замалчивали. Подвиг экипажу не засчитали. Отца командир дивизиона Орёл представил к званию Героя Советского Союза, но присвоено оно было только спустя 27 лет после смерти Маринеско.

Роковая новогодняя интрижка испортила репутацию отца в высоких командных кругах. Но даже двойной подвиг не разгладил гримасы недовольства. Попробовали бы эти чинуши совершить подобное в невыносимых, адских условиях, когда машина на мелководье (50 м глубины) выжимала все мыслимые и немыслимые узлы (аж подшипники горели и отсеки заполнились дымом). Двигатели вот-вот могли отказать. Экипаж превратился в некий монолит, часовой механизм, где от каждого винтика зависела жизнь коллектива.

Кстати, папа дал ещё один повод для зависти. На премию за уничтожение транспортов он купил великолепный «Форд» и прибыл в часть с роскошной блондинкой – дочерью директора магазина, который приказал ей сопроводить «богатенького покупателя» и по дороге научить его водить машину, чтобы не врезался в причальную тумбу или не слетел с пирса в бухту.

Увидев эту картину, начальство позеленело.

Над Маринеско стали сгущаться тучи. Была дана негласная команда: о подвиге его ничего не писать и не говорить, потому что он аморален в быту. И как тут не выпить с досады? Однако отец не стал алкоголиком, как пытались представить это недруги.

Он решил расстаться с ВМФ и уйти в торговый флот. Но доморощенные флотоводцы разжаловали признанного аса, понизили в воинском звании до старлея. Отец поехал за правдой в Москву. И вдруг к нам пришёл незнакомый офицер и о чём-то долго маме нашёптывал. После чего она, вся в слезах, обыскала дом и нашла фотографии незнакомой женщины. Из писем той же дамы стало понятно: папа был с ней в близких отношениях в блокадном Ленинграде.

Тут вошёл отец. Родители поговорили и потом он сказал: «Лора, я уезжаю в Ленинград, а ты как – останешься или поедешь со мной?» Я ответила, что остаюсь с мамой.

Отец вскоре ушёл от Анны Ивановны и женился на другой – Валентине Ивановне. У меня появилась сестра. Хотя он мечтал воссоединиться с мамой, но не получилось.

Капитаном дальнего плавания отец так и не стал. Он катастрофически терял зрение.

Устроившись замдиректора в Институт переливания крови, он помешал руководству совершать злоупотребления, за что те подставили Маринеско с выдачей торфяных брикетов. Отца судили и отправили на Колыму как опасного преступника. Но по прибытии в Ванино его определили на должность экономиста в порту, а директора Кухарчика, упрятавшего его за решётку, самого осудили за махинации.

Так растаптывалось имя великого Маринеско.

Вскоре он был полностью реабилитирован.

Потом жил в Ленинграде в 9-метровке, в нищете и забвении. За ним до смерти ухаживала одна очень хорошая женщина. Умер после операции на горло (у него был рак). У гроба его в почётном карауле стояли моряки и работники ленинградского завода «Мезон».

Первую брешь в стене замалчивания пробила в 1960 году «Литературная газета». Откликнулись сотни знавших его моряков. И затем много лет шла борьба за восстановление его доброго имени.

– Где установлены памятники Маринеско?

Всего их 4: в Лиепае (позже перенесён в Кронштадт), на территории завода «Мезон» в Питере, где отец после войны работал, в Одессе – большущий, во весь рост, и в Калининграде. Много улиц в разных городах названы его именем, в том числе и в Кишинёве, на Боюканах.

Для сведения: не так давно в Кишинёве прошёл учредительный съезд ветеранов-морфлотцев, которые создали молдавскую ассоциацию (руководитель – Григорий Семёнович Кушмаунса) и назвали её именем Маринеско. Цель – защита социальных гарантий, прав, чести и достоинства экс-капитанов, штурманов, мичманов и боцманов, бороздивших все моря бывшего СССР. Ведь в сухопутной Молдове живут по меньшей мере 20 тысяч морских волков, в чьей походке до сих пор угадывается «антикрен».

29 июля – день военно-морского флота. С праздником, дорогие моряки! Семь футов под килем! Ура!