У меня зазвонил телефон, потом глумливо хрюкнул и отключился. Деньги в его телефонном кошельке и энергия в сердце закончились одновременно.

И осталась я стоять посреди чужого города, испытывая нечеловеческое облегчение. Как Монте-Кристо, сбежавший из замка Иф. Как Зидан, боднувший Матерацци. За десять лет, что эта адская машинка поселилась в моей сумке, я стала рабом лампы.

Телефон требовательно вторгся в мою приватную жизнь. Вопрос "А ты где сейчас?" я возненавидела так же страстно, как вопросы "сколько-тебе-лет" и "почему-ты-до-сих-пор-не-замужем". Где, где, в Караганде. А лет мне столько, что я ещё не утратила навык наверняка стрельнуть "двушку" у сердобольной тётеньки, когда "срочно нужно позвонить, жизнь решается".

Сколько слезливых песен было спето "про девушку в автомате", "про позвони мне, позвони". Сколько девушек в оцепенении часами караулили у аппарата, ожидая единственного звонка. А теперь?

Разве звонок мобильника вызывает сердцебиение: он – не он? Нет, ведь на экран вываливается полное досье позвонившего: имя, фотография и справка 2НДФЛ.

Так что главное "мобильное" правило, которое я вывела для себя – можно обойтись без телефона вовсе. Но если всё-таки без него никак, то правило номер два: телефон должен быть дешёвым настолько, чтобы не жалко было пережить его потерю.

Во-первых, на свой первый телефон я потратила сумму, сопоставимую с ценой недельной поездки в маленькую, но симпатичную страну у тёплого моря. Телефоны той эпохи массивностью и дальнобойностью напоминали рацию времён второй мировой войны. Звонили мне на телефон редко и робко, чаще спрашивая, можно ли перезвонить на стационарный. С первенцем я вскоре рассталась – его украли. Как и второй, и третий. Это было время первоначального накопления мобильных телефонов. Владельцы дорогих моделей входили в группу риска.

Но дешёвый – не значит плохой. Доказала мне это моя подруга, обладательница потрёпанной модели самой простенькой "моторолы", на некогда серебристом корпусе которой она рисовала звёзды, как на фюзеляже боевого истребителя: "Вот эта – за то, что был уронен в кружку с горячим кофе, но продолжал работать. А эта – за то, что был постиран в кармане джинсов в стиральной машине – и выжил. А вот эта – за то, что упал в мусорную корзину, но вовремя подал сигнал тревоги".

Да, дешёвые телефоны скромны и жизнестойки. Они знают, что пришли в мир делать несложную, но нужную работу.

Правило третье: телефон должен быть простым. Я не выношу, когда механизм умнее меня. А мой телефон – определённо такой. Он умеет просыпаться вовремя, я - нет. Он следит за точным временем, заменив мне часы и будильник, у меня время утекает между пальцев, как морской песок. Он обладает массой функций, назначение которых мне недоступно. Когда мне нужно подключить какую-нибудь неудобовыговариваюмую аббревиатуру, например, "джипиэрэс", или вот "вап", я несусь в офис телефонной кампании, выстаиваю томительную очередь к специально обученному персоналу, которые смотрит на меня с плохо скрываемым пренебрежением и быстро-быстро молотит пальцами по кнопкам.

Правило четвёртое – телефон не должен быть модным. Модное утомляет. Я вот купила себе недавно модель, польстившись на её цвет. Брусничного цвета с искрой, точь в точь цвета чичиковского фрака. Телефон подмигивал мне перламутровым глазком и пел "Бесаме мучо". "Пудреница" - брезгливо заметил мой приятель. Через месяц цвет стал меня утомлять. Через два – в моду вошли светло-салатовые и розовые с перламутром, но никак не брусничные корпуса. Я прочла об этом во всех журналах, продвигающих мобилизацию в массы. Через три – у меня началась аллергия на брусничный цвет. Ещё через месяц я полюбила другого – стальную, строгих брутальных форм, модель. И что? "Бесамемучу" донашивает мама, а я опять ухлопала неизвестно на что половину зарплаты.

Правило пятое – телефон не должен позволять себе лишнего. Это хорошо понимает моя сестра, время от времени оплачивая невесть откуда взявшиеся счета на "закажи себе этот хит по телефону", "закачай себе эту картинку".

Моя племянница не расстаётся с телефоном: склонившись над клавиатурой, она строчит бесконечные смс-ки бесчисленным поклонникам. Вырастет – издаст эпистолярный роман. Одна глава – одна строчка: "4то нам задали на сиводня? %-)". У меня в её годы была заметная мозоль на безымянном пальце – от бесконечных прописей. У неё – мускулистый большой палец, которым она с сумасшедшей скоростью набивает текст на экран.

Ха, да у моей племянницы вообще нет почерка – я ни разу не видела в её руках ручку. Она не вела дневника с загнутыми потаёнными страничками, ей не передавали записки под партой. Всё это заменяет ей мобильник: там и записочки, и фото, и розочки с кошечками.

Всё это так, но позвонить-то бывает нужно – и срочно. Когда стояла я посреди чужого города, оставшись вдруг без связи, поняла, каково было Робинзону – томительно и одиноко. Он жёг сигнальные костры и мастерил лодку.

Я метнулась к ближайшему табачному киоску, попросила на среднеевропейском эсперанто "карта телефоника", и вместе с группой албанских чернорабочих встала к единственному в округе телефону-автомату: "Алло? Ты меня слышишь? Ты где?"