Франсуа Армане и Винсан Жовер

Накануне парламентских выборов экс-чемпион мира по шахматам, превратившийся во врага Путина "номер один", объясняет, почему и как он собирается его свергнуть

- Считаете ли вы себя величайшим шахматистом всех времен?

- Не мне отвечать на этот вопрос! Хотя многие так считают... Очевидно, никто так долго не доминировал в мире шахмат, как я. Но я продолжаю работать над историей этой игры и хотел бы подчеркнуть значимость всех моих предшественников и коллег. Пока еще слишком рано сравнивать величину моего и их вклада. Я был бы счастлив считаться самым великим наблюдателем в мире шахмат!

- Если не вы, то кто?

- Я стараюсь сохранять нейтралитет, когда оцениваю важность и значимость других чемпионов. Каждый чемпион мира доминировал в свое время и вносил в игру уникальный вклад. Когда пишут историю науки, не пытаются определить, кто, Ньютон или Эйнштейн, был более велик – их помещают в контекст.

- Но можно симпатизировать одному или другому.

- Десять лет назад я бы, наверное, с большей готовностью ответил на этот вопрос. Сегодня, изучив жизнь всех моих великих предшественников и подобрав слова для описания их величия, для меня это стало сложнее. Есть такие, к кому я испытываю симпатию, как Михаил Таль, другие вызывают благодарность и уважение, как Михаил Ботвинник, у меня были прекрасные отношения с Борисом Спасским, и совсем другие – с Анатолием Карповым. Но с тех пор, как я стал общаться с моими современниками, чемпионами, которых я лично знаю, моя субъективность может помешать моему суждению.

- В вашей книге вы пишете о том, что Уинстон Черчилль оказал на вас влияние.

- В этой книге я пытаюсь рассказать обо всех людях, повлиявших на мою способность принимать решения. Поэтому я хорошо отзываюсь о Карпове, который меня многому научил. Но я не ограничиваюсь шахматистами. Эта книга – рассказ об обучении: как я стал принимать решения, как я узнал то, что узнал, как я выигрывал или проигрывал. Это самый откровенный отчет о моем движении к некоторой зрелости. Черчилль сыграл для меня большую роль, которая, конечно, не очевидна для внешнего наблюдателя. Я им восхищаюсь, он вдохновил меня стремиться к активной роли в мире, где политики, похоже, не в состоянии противостоять общественному мнению. Я не агитирую читателей идти по моим следам, чтобы самим добиться успеха. Я просто предлагаю им назидательную историю: им самим предстоит найти собственный рецепт успеха.

- Как ваши качества шахматиста помогают вам бороться против Путина?

- Я был очень динамичным, даже агрессивным – некоторые говорили "самонадеянным" – игроком. У меня превосходная интуиция, позволяющая мне предугадывать ходы соперника. Я также научился понимать собственные рамки. Я знаю, что нельзя переходить в атаку при слабой позиции, и это помогало мне с самого начала моей политической борьбы, ибо у противника было подавляющее превосходство. Следовательно, я должен был найти подходящую стратегию против Путина и, прежде всего, тактику выживания. Каждый выигранный день позволяет нам достучаться до большего числа людей и сильнее помешать Кремлю. Это напоминает партизанскую войну, и это единственная игра, которую мы можем себе позволить. Я всегда стараюсь предостеречь некоторых моих товарищей, призвать их к терпению. Они хотят действовать активнее, но для этого нужны средства. А их у нас немного. Телевидение для нас закрыто. Чтобы быть услышанными, у нас осталось одно свободное радио, "Эхо Москвы", интернет (правда, политические сайты читает меньше двух миллионов россиян) и непосредственное общение. Важно остаться в живых – в политическом смысле и даже буквально. Если мы атакуем слишком рано, мы рискуем проиграть партию.

Я не считаю, что последние два года терял время. Кремлевская пропаганда поначалу представляла меня великим шахматистом, но плохим политиком; спустя два года я уже стал врагом режима "номер один". И это несмотря на наши ничтожные средства! Я внес свой вклад в создание в России культуры ненасильственного сопротивления, которая не была чем-то само собой разумеющимся. Было не просто убедить крайних левых, что насилие будет контрпродуктивно. Кремль осознает, что столкнулся с новым явлением: если он позволит нам проводить демонстрации, это докажет, что мы выигрываем психологическую войну; если он будет жестоко подавлять наше движение, он выдаст свою истинную натуру.

- Вы заключили союз с националистами. Это не опасно?

- Нет. Националисты впервые, как и крайние левые, оказались вынуждеными признать демократические ценности. На протяжении многих лет мы пытались понять, подходит ли либеральная демократия России. Сегодня благодаря нам никто уже не сомневается в пригодности этой модели. Все – от коммунистов до националистов – выступают за парламентский режим, свободу прессы, сокращение президентских полномочий. Это фундаментальная позиция. Наша цель – не подыгрывать националистам, а защищать демократию. Если и националисты ее защищают, в чем проблема? Такой союз всех политических сил на антитоталитарном фронте – огромный прогресс. Как учит нас история, в борьбе с фашистской или коммунистической диктатурой можно победить, только привлекая всех подряд.

- Что представляет собой система Путина?

- Это режим-гибрид, полудиктаторский, полуолигархический. Уникальная смесь с элементами феодальной системы (централизованная власть, делегируемая региональным лидерам, взамен переводящим ей деньги), а также с чертами, заимствованными у государства Муссолини и военных латиноамериканских диктатур. Кроме того, это мафиозная система: лояльность является главным критерием любых назначений. Другой аспект: руководство обворовывает страну, а потом отмывает деньги в свободном мире. Сотни миллиардов долларов инвестируются в Западной Европе. На этот раз путинская система столкнулась с неразрешимой дилеммой: диктатура сегодня не может иметь лицо сталинского тоталитаризма. Проблема Путина в том, шутят в России, что он хочет править как Сталин, а жить как миллиардер Абрамович! Он сидит на двух стульях... Путин хочет остаться у власти и не лишиться поддержки американцев и европейцев. Меня раздражает, когда западные политики говорят, что у них нет средств давления на него. Это неправда, потому что все деньги российского руководства вложены на Западе!

- Вы бы хотели, чтобы их средства были заморожены?

- Угроза порой столь же эффективна, как собственно санкция. Но необходимо быть последовательным. Свободный мир заинтересован в том, чтобы никогда не отступать от своих фундаментальных ценностей. Именно так он победил в холодной войне. Однако сейчас он идет на уступки, колеблется, а в этой игре Путину нет равных. Он считает демократию такой же разменной монетой, как газ или судьбу Грузии. Вот почему я уверен, что все западные лидеры – Саркози, Меркель, Браун и, в первую очередь, Буш (самый виноватый из них из-за желания уверовать в искренность Путина вместо того, чтобы изучить итоги его деятельности) – должны призвать Путина к ответственности. Сколько бы министры иностранных дел, Кушнер или Кондолиза Райс, не осуждали посягательства на демократию в России, Путину наплевать, пока он может рассчитывать на поддержку глав государств. По советской традиции...

- В чем на самом деле состоит его тактика в отношениях с Западом?

- Руководители СССР считали, что единственной силой "свободного мира" являются деньги. Путин тоже так рассуждает. В той мере, в какой это возможно, он покупает поддержку Запада. Но он очень осторожен, он прощупывает почву, прежде чем применить малейшую силу. Он никогда не пойдет на риск открытой конфронтации с Западом. Каждый раз, когда он размахивает жупелом холодной войны, это не более чем риторика. Холодная война была конфликтом идей и ценностей. Путин избегает прямой конфронтации и ограничивается поддержанием напряженности, потому что она выгодна КГБ. Режим держится исключительно благодаря высоким ценам на нефть. Поэтому-то Путин и заинтересован в сохранении напряженности на Ближнем Востоке. Продавая ядерные технологии Ирану, он одним ударом убивает двух зайцев: получает валюту и повышает накал конфликта. Он счастлив, что США вторглись в Ирак; вторжение в Иран было бы еще лучшим вариантом... Та же логика стоит за продажей оружия "Хизбалле". Короче, Путин предпочитает напряженность войне: у него нет армии, и он не хочет воевать.

У Вашингтона и Парижа есть еще одна причина быть заинтересованными в смене режима в Москве. Если Путин останется у власти, Россия в конце концов взорвется. А если это произойдет, выиграют силы, не слишком благорасположенные к Западу: с одной стороны – Китай, с другой – радикальные исламисты.

- Значит, по-вашему, нужна революция?

- В России это слово – обязательно синоним кровавой бойни. Мы ищем мирное решение. Но мы действительно хотим убрать этот антиконституционный режим. И мы этого добиваемся с помощью мирных демонстраций и мобилизации населения в революционных масштабах. Не думаю, что этот коррумпированный режим сможет продержаться больше пяти лет.

- Какова критическая масса людей, готовых выйти на улицы для свержения власти?

- Эта цифра гораздо меньше, чем многие (особенно западные журналисты) могут себе представить: пяти тысяч демонстрантов достаточно, чтобы Кремль забеспокоился. Дело в том, что в России, выходя на демонстрацию, мы идем на риск: риск быть избитым, арестованным, уволенным. Если бы мы могли митинговать без вмешательства милиции, нас было бы гораздо больше. В Москве для того, чтобы изменить ход вещей, нам хватило бы, пожалуй, пятидесяти тысяч человек.

- Вы не боитесь, что Путин прикажет стрелять в толпу?

- Возможно. Весь вопрос в том, согласится ли на это достаточное количество милиционеров и солдат. Я считаю, что он может столкнуться с тем, что милиция согласится на применение силы, но не на убийства.

- Вы считаете, что вам лично грозит опасность? Чего вы больше всего опасаетесь и какие меры предосторожности предпринимаете?

- Мне уже угрожали смертью. Но я знаю, что подвергаюсь опасности (неизвестно в какой форме), и знаю, что должен быть осторожен. В России у меня есть телохранители, а также у моей семьи – особенно у моего сына и матери, которые до сих пор живут в Москве. Моя вторая жена живет за границей, моя дочь родилась в прошлом году в Нью-Йорке (по крайней мере, не понадобилось расставлять телохранителей по всему роддому!). Я предпочитаю встречаться с ними не в России, чтобы нашему общению не мешали телохранители. Я стараюсь не летать на дальние расстояния самолетами "Аэрофлота"... Необходимо свести риск к минимуму! Ежедневно мы узнаем, как того или иного оппозиционера преследовали, арестовывали, исключали из университета и даже помещали в психушку. Идет постоянное давление. Я – всего лишь глашатай этих людей, потому что у них нет ни малейшего шанса быть услышанными иностранной прессой. Но, если мы призываем народ присоединяться к нам, мы должны разделять с ним опасность. Сейчас я подаю заявку на проведение демонстрации 24 ноября, и люди могут верить мне: я там буду. И если будут аресты, мы все будем арестованы, в том числе и я. Такая перспектива меня не радует, моя жена и мама называют меня сумасшедшим, но у меня нет выбора.