Лана Ковска

К пятидесяти годам человек имеет такое лицо, какого заслуживает. Черты Микки Рурка, как портрет Дориана Грея, отражают руины его души, пораженной болью и гневом. «Я смотрел на себя в зеркало и понимал, что сам виноват в том, что потерял репутацию, жену, деньги и душу. Единственное, что мне осталось — играть. Тот, кто держит демонов внутри себя, никогда не избавится от ненависти…»

Злые улицы

Но надо быть благодарным: если бы не гнев, он бы не выжил. Худенький мальчик, деливший комнату с шестью братьями — одним родным, Джоем, и пятью сводными, рос в бандитском районе Майами и каждую минуту мог погибнуть — если не от ножей местной шпаны, наркотиков или случайной пули во время бандитских разборок, так от кулаков отчима-полицейского. Рурк потратил много тысяч долларов на психотерапевта, чтобы сейчас иметь возможность спокойно говорить: «Да, я был зол на своего отчима. Он был жестоким человеком и часто бил нас с Джоем. Боюсь, я так и не смог его простить». Джой с детства болен раком, и то, что он жив до сих пор — заслуга его брата. Отчиму не было до этого дела, его ухмыляющееся лицо потом чудилось Микки в каждом хулигане, перешедшем ему дорогу, в физиономии расчетливого продюсера, в недовольной мине режиссера, в пьяном ресторанном завсегдатае, в сопернике на боксерском ринге… И Микки был готов на все, лишь бы стереть эту ухмылочку. С возрастом он стал мягче, но список парней, которых он «не смог простить», не уменьшается.

Однако велик и список преданных друзей. Если существует королевство по имени Дружба, то Микки — его король. Не умея прощать, он умел находить общий язык с людьми, которых боялись, ненавидели, презирали обыватели. С юности вокруг него вились авантюристы, считали своим чернокожие гангстеры, почтительно здоровались наркодилеры. А все потому, что тоже знали и уважали силу гнева.

Это она привела его в секцию бокса. Какое-то время ему пришлось отправляться в угол ринга с одного удара соперника. Но вскоре драться с ним стало опасно — злой волчонок Рурк шел в бой не на жизнь, а на смерть. Много позже один из его соперников, профессиональный боксер, покинет ринг со словами: «Он пришел сюда убивать. Это не спорт, это отчаяние».

А тогда знаком всеобщего признания стала новая кличка. Ушло в прошлое нейтральное имя Филипп. Появился Микки — грубое сленговое название полового члена. Рурк был признан настоящим крутым мужиком. «Имеющий мускус в кармане не кричит об этом на всех перекрестках, — гласит восточная пословица. — Запах мускуса говорит за него». Ни тогда, ни сейчас Рурк не кичился и не выпячивал свою мужественность. Напротив — всегда любил вычурно, почти женственно одеться, делал маникюр и татуировки, бриолинил волосы, носил серьги.

Залитые солнцем пляжи Майами располагали к яркому, экзотическому оперению: парни носили туфли на огромных платформах, разноцветные короткие рубашки, брюки в обтяжку и были похожи то ли на сутенеров, то ли на трансвеститов.

Туфли на платформе

У Микки тоже были такие: «Я собрал почти все деньги, что у меня были, и купил туфли у одной кубинки, у неё все покупали, она сама их шила, разного цвета — чёрные, розовые, серебристые, бирюзовые! У туфель были 15-сантиметровый каблук и 20-сантиметровая платформа. При росте 1 м 78 см я становился почти двухметровым. И ходил в них везде, даже на пляж». Слабость к красивой одежде осталась у него на всю жизнь: Рурк тратил сотни тысяч собственных долларов, покупая самые дорогие и модные костюмы к своим фильмам. Они потом висели в его гардеробных комнатах длинными рядами — на любой вкус…

Несмотря на смазливую внешность и странное одеяние, ни у кого не возникало сомнения в его мужественности. Все знали, что малыш Рурк провел уже около 50 боев в среднем весе, почти всегда побеждая. Но в 19 лет он получил сильнейшее сотрясение мозга и на целый год был вынужден уйти из спорта. И в этот момент затишья на первый план выступило его единственное настоящее призвание — актерство.

На школьной сцене Микки испытывал такое наслаждение, какого до сих пор не знал. Оказалось, можно очень легко перестать быть собой. И можно кричать о своей боли во всю силу легких…

Он занял у сестры 400 баксов и рванул в Нью-Йорк, на актерские курсы. В тот момент, когда он садился в автобус, чтобы навсегда покинуть родной дом, он был уверен, что демоны его души остались позади.

Провинциальный, почти необразованный темноглазый паренек на диких платформах явился на знаменитые курсы Ли Страсберга прямо с вокзала, с чемоданами. Его приняли, конечно, — здесь давно не видели такой искренности, такого темперамента. Он увлекся системой Станиславского: Рурка захватила идея тотального изменения своей природы ради образа. В его игре не было никакой игры — он рвал жилы на сцене так, как у нас в России, наверное, один Высоцкий… Лоренс Каздан, увидевший его на репетиции, был шокирован: «Молодой человек, так нельзя, вы же в предынфарктном состоянии. Пожалейте себя!» Жалеть себя?! Это было последнее, что он бы сделал. Рурк пренебрежительно относился к своему смазливому лицу и не волновался по поводу привлекательности. На алтарь профессии он готов был принести и ее, и здоровье.

Но до настоящей работы еще надо было дожить, а жить было почти не на что. Микки снял самую дешевую комнату, за 37 долларов в неделю, в подозрительном мотеле с нулевой звукоизоляцией. Брался за любую работу — продавал жареные каштаны в Центральном парке, работал зазывалой и вышибалой, парковал машины. Вечером засыпал в своей грязной комнатушке под крики проституток и ссоры постояльцев. Эти несколько лет у него не было ни одной женщины — они были ему просто не по карману. Кроме того, он мучительно стеснялся нищеты и неизвестности. В Майами каждая собака знала Микки, а тут он был одним из миллионов, скудно питался, порой несколько дней не видел ничего, кроме пакетика картошки-фри или горсти леденцов: «Тогда мне казалось, что я могу выжить на одних леденцах. Черт, так оно и было».

Когда спустя полтора года он приехал навестить мать, та заплакала. Рурк был худ, одежда истрепалась, несколько зубов выпали.

Ангел ада

Окончив курсы, Микки отправился в Лос-Анджелес, чтобы осчастливить Голливуд своей безграничной преданностью высокому искусству — а именно так он относился к кино. Он ходил на все пробы, какие только мог, но все они были безрезультатными. Счет шел уже на десятки, а Рурк снова и снова слышал «нет, нет, нет»… В это время он женился в первый раз — на актрисе Дебре Фьюер, с которой познакомился на телевидении. Она ушла от него спустя три года, громко хлопнув дверью, и рассказывала журналистам, что Микки ее бил. Это уже всех интересовало, потому что восьмидесятая по счету проба оказалась успешной. Френсис Форд Коппола собрался снять фильм с участием молодых, никому не известных актеров. Это была «Бойцовая рыбка». Звезда Микки Рурка наконец взошла. Его называли новым Джеймсом Дином, Марлоном Брандо и Робертом Де Ниро. Уровень его таланта позволял делать такие сравнения. Теперь у него не было недостатка ни в ролях, ни в деньгах. Он зарабатывал миллионы долларов, купил дом матери, оплатил лечение брату. Его страсть к красивой жизни нашла свое воплощение: к порогу роскошного старинного особняка, в котором проживала новоиспеченная звезда, слетались толпы женщин и приятелей, с которыми весело было прожигать жизнь в ресторанах и гонять на мотоцикле по ночным улицам. Микки стал их коллекционировать — мощные блестящие «харлеи», послевоенные «индианы», японские, британские, немецкие байки. Рядом с Рурком теперь всегда находился десяток парней, затянутых в черную кожу — байкеров из «Ангелов ада». Они сопровождали актера даже на совещания с продюсерами очередного фильма. Микки начали побаиваться, тем более что ходили слухи о его связях с преступным миром, в котором он по-прежнему пользовался уважением.

Но пока все это казалось лишь эксцентричной прихотью восходящей звезды. Но то была странная звезда. Рурк отвергал откровенно коммерческое кино, охотно соглашался сниматься в интересных, но малобюджетных картинах, любимым режиссерам готов был доплатить сам. Над нелюбимыми откровенно издевался, мог сказать в лицо все, что думает. Играл так, как считал нужным. На компромиссы не шел. Почему он согласился сниматься в «9 ½ недель», до сих пор не совсем ясно. Возможно, это было минутное прозрение, какие бывают у талантливых людей. Может быть, ему на самом деле понравился сценарий или лучше на тот момент не было. На площадке быстро стало ясно, что режиссер боится материала, который снимает. Боится, что его сочтут порнографией и пустят третьим экраном, в кинотеатрах для взрослых. Поэтому на полу монтажной осталось много жестких кадров. Рурк же хотел идти до самого конца — обнажить душу, исследовать темные закоулки человеческих взаимоотношений. Он купил для своего героя — изощренного, рафинированного эстета — костюмы лучших мировых марок, но играл его подчеркнуто небрежно, грубыми мазками. На его губах змеилась соблазнительная улыбка, а глаза были черными, мертвыми и бездонными, как у демона…

О его взаимоотношениях с Ким Бейсингер, игравшей главную женскую роль, ходило много сплетен. Одни говорили, что они терпеть друг друга не могли, что Микки едва сдерживал рвотные позывы во время съемок знаменитой сцены ласк с использованием содержимого холодильника, а Ким, не терпевшая сигаретного дыма, цедила, что целоваться с ним — все равно, что вылизывать пепельницу. Другие утверждали, что на самом деле у них был роман. Много лет спустя Рурк признался, что фильм подразумевал такую степень духовной и физической близости, что они с Ким, от греха, договорились держаться друг от друга подальше все время, не занятое съемками. Сдержали слово и даже играли на публику взаимную неприязнь.

После выхода «9 ½ недель» Микки стал секс-символом. Его насмешливую сексуальную улыбочку женщины видели во сне, его имя гарантировало кассу...

Пьянь

Он все еще уважал свою профессию, хотя все чаще сталкивался нос к носу с голливудской реальностью, которой рулили деньги, а не вдохновение. Рурк по-прежнему рвал из груди сердце, а продюсеры желали эксплуатировать образ смазливого мачо, открывающего девушкам бездны собственной сексуальности. Через некоторое время Рурк начал ненавидеть свое лицо и растиражированный образ. Соглашался только на те роли, которые уводили от него самого как можно дальше.

Ради них он толстел на 12 кг или худел на 15, для «Отходной молитвы» сделал самую настоящую татуировку бойца ирландского движения за независимость. Ради роли в малобюджетной «Пьяни» удалил два передних зуба…

Но потом он сломался. Дома, машины и тусовки требовали денег, денег, денег. Микки стал соглашаться на любые проекты. Но работы становилось все меньше — в Голливуде, как в деревне, репутация — это все. А репутация у Микки была еще та: он крепко пил, сидел на наркотиках и посылал подальше съемочную группу, если что-то было не так. «Дикая орхидея» была еще не самым плохим вариантом.

Режиссер Залман Кинг пообещал ему право голоса во всем съемочном процессе, начиная с кастинга актрисы на главную женскую роль. Развалившись на диване, Микки отсматривал девушек. И уже было склонялся в пользу симпатичной модели Синди Кроуфорд, когда в комнату вошла высокая, широкая в плечах и бедрах девушка с большой грудью. Это была любовь с первого взгляда. Отныне и навсегда его сердце принадлежало Кэрри Отис. Можно подумать, что в этой девчонке, младше его лет на 15 или 18, он сразу прочел невероятное: она еще более несчастна и потеряна в этой жизни, чем он. Выросшая в семье алкоголиков Кэрри всей душой жаждала тепла и любви. У нее было много проблем: с 9 лет она пила, в 13 попробовала наркотики и теперь хотела, чтобы Микки дал ей защиту от мира, которого она так боялась, и от самой себя. Но он искал у нее того же...

После окончания съемок они уехали в Мексику и поженились. На премьере «Дикой орхидеи» разразился страшный скандал: журналисты утверждали, что актеры в постельных сценах занимались любовью по-настоящему. Эта шумиха почти поставила крест на карьере Отис. Да и Микки с яростной жаждой обладания хотел, чтобы она принадлежала только ему. Он отказывал от имени жены модельерам, зовущим ее на показы, не разрешал соглашаться на немногочисленные роли, которые ей предлагали. Его собственная карьера тоже катилась по наклонной. Голливуд мстил ему за пренебрежение. Рурк делал вид, что ему плевать, и вымещал ненависть на безответной Кэрри. Право, в безответности кроется большой соблазн причинить боль...

Он пропадал в барах с друзьями, среди которых был гангстарэпер Тупак Шакур и мафиозные боссы, расшвыривая деньги, как грязь. Приводил домой шлюх и занимался с ними любовью в супружеской спальне, закрыв дверь перед носом у Кэрри. Он любил ее, но не мог не мучить. Оказавшись за бортом собственного брака и жизни, Кэрри опять начала пить и нюхать кокаин. Когда она закатывала скандалы, Микки ее бил смертным боем. Оказавшись в больнице после одной из таких ссор, она поняла, что должна элементарно выжить. И подала на развод, попросив суд запретить Рурку приближаться к ней. В тот день, когда суд вынес это постановление, бывший муж долго бился в ее дверь и угрожал. А потом упал на колени и заплакал.

Прошло десять лет, прежде чем они смогли спокойно разговаривать друг с другом.

Бойцовая рыбка

В 34 года жизнь казалась конченой. Любимая профессия предала. Друзья разбежались. Любовь всей жизни потеряна. Как жить, а главное — зачем?

И тут Микки вспомнил про бокс. «Я люблю бокс, — скажет он много лет спустя. — В боксе я чувствую себя искренним и честным. Он открывает тебя полностью, обнажает слабости. Это чистый вид спорта…» Чистоты и искренности — вот чего ему не хватало. А может быть, хотелось разрушить себя, наконец, до основания, чтобы начать жить с новой страницы. И это было похоже на самоубийство. Он стал тренироваться и худеть, посадив себя на драконовскую протеиновую диету, ограниченную 800 калориями. И все равно драться ему теперь пришлось с тяжеловесниками, у которых не было 15-летнего перерыва в спорте.

Но Рурк много выигрывал. Шесть раз его противники были нокаутированы.

С каждым боем он все меньше походил на себя прежнего. Его красивое, холеное лицо, слегка побитое оспинками от подростковых прыщей, оказалось почти стертым мощными ударами. Сломанные пальцы, ребра, руки, раздробленная скула, пять ринопластик на сломанном носу, во время одной из которых ему вживили в нос хрящ из уха. Бесчисленные сотрясения мозга — не в счет. От сильнейшего удара в пах он, как потом оказалось, стал бездетным.

Гнев притуплял боль…

Когда он понял, что больше не может драться, и оглянулся на сухой остаток, то пришел в ужас. Его дом был продан за долги, от состояния ничего не осталось. Голливуд про него забыл или, что вернее, не забыл те 15 лет, в течение которых Рурк закатывал скандалы и выражал свое неуважение к Фабрике грез. «В тот момент я понял, что единственной стоящей вещью из того, чего я лишился, была моя работа, — говорил Рурк. — Слава Богу, подросло новое поколение актеров и режиссеров, которые не видело того, что я творил. Иначе у меня не было бы шанса».

Этими молодыми актером и режиссером были Джонни Депп, который знал и любил фильмы Рурка, и Роберт Родригес, который поддался уговорам Деппа и позвал забытого гения в эпизод фильма «Однажды в Мексике». С этого началось новое восхождение Микки.

Он снялся в нескольких фильмах, прежде чем постарался избавиться от чудовища, отражавшегося в зеркале. Испещренное шрамами, отекшее, состарившееся лицо казалось злой карикатурой на него самого. Микки не скрывает, что перенес множество пластических операций. Вынужденных, еще в то время, когда был боксером — хирурги ставили на место губы, нос, удаляли страшные гематомы, перекашивающие лицо. Теперь он сделал лифтинг лица и блефаропластику, закачал силикон в носогубные складки и скулы, еще раз изменил форму носа, покрасил волосы.

Сейчас Рурка интересуют только работа и деньги — у него много долгов и собак, он помогает семье и по-прежнему любит красивую одежду. В свободное время он без устали качает мышцы в собственном фитнес-центре.

В этом тихом человеке, который слушается агента, не пьет и поддерживает платоническую дружбу с бывшей женой, трудно узнать былого бунтаря. Но огромные грубые руки бывшего боксера не спрячешь. По-прежнему не видно дна в черных глазах. Улыбка такая… с издевкой. И встречается Рурк сейчас с русской девушкой. Взрывоопасное сочетание. Немало чертей еще водится в этом тихом омуте.

Но, кажется, Микки Рурк научился держать их в узде.