Джинна Литинская

Чувство вины – как алкоголь: в малых дозах – лекарство, в больших – яд.

В умеренных количествах чувство вины свойственно всем людям. Оно неразрывно связано с ответственностью. Человек, неспособный испытывать чувство вины, не будет хорошим работником, надежным партнером, верным другом.

Когда же чувства вины становится слишком много, возникает самый настоящий невроз. Человек начинает испытывать постоянные болезненные угрызения совести. Эти мучения бесплодны, они не побуждают предпринимать какие-либо действия, выполнять обязательства. Наоборот, они вызывают ощущение беспомощности, мешают нормально жить.

Невроз вины (как и большинство неврозов) работает по принципу замкнутого круга. Если чувство вины уже есть, а причины его вызывавшей еще нет, мы, сами того не подозревая, выдумываем все новые и новые поводы для самобичевания, подкармливая свой невроз и вызывая все новые и новые приступы душевных терзаний. Американский психолог Карен Хорни даже ввела специальный термин — «свободно перемещающееся чувство вины». Невротику не так важно за что конкретно корить себя, главное, чтоб повод был.

Невроз вины содержит в себе еще один принеприятнейший парадокс: чем хуже жизненные обстоятельства невротика, тем он лучше мобилизуется, тем комфортнее себя чувствует. Это объясняется потребностью в неком символическом наказании. Однако легче от этого объяснения не становится ни самому «виноватому невротику», ни его близким, которые часто бывают вынуждены разделять его «символические» наказания.

В общем, жизнь невротика не пряник.

Как же формируется невротическое чувство вины? В первую очередь, это ситуации, в которых человек долго испытывает непродуктивное чувство вины.

«Вина неудачника»

Чрезмерное чувство вины может развиться у тех, кто не смог соответствовать чужим или собственным ожиданиям. В локальной ситуации в этом нет ничего страшного: не смогла Машенька выиграть школьный конкурс на звание лучшей вышивальщицы крестиком – мама расстроилась. Но и Машенька, и мама понимают, что счастье, в общем-то, не в конкурсе и не в крестиках.

Хуже, когда речь идет о каких-то глобальных ожиданиях, которые, по мнению ожидающих, должны быть смыслом жизни данного конкретного человека или даже целой группы людей. Часто можно услышать от людей старшего поколения: «Вот увижу внуков (правнуков, праправнуков и далее), можно помирать счастливой». И не знаешь, что делать: то ли рожать – пусть бабушка порадуется, то ли подождать – пусть еще поживет. А если рожать не получается вообще? А если не хочется? И постепенно подкрадывается, одолевая, чувство вины.

Но и это еще не самое страшное. Страшнее, когда ожидания не чьи-то, а свои собственные. Хотелось стать великим писателем, олигархом, мисс Вселенной и чтобы все любовники только из Голливуда, а получилось только старшим помощником младшего менеджера. Да и то на вечном испытательном сроке. Да и любовники все той же категории. И вместе с чувством неудовлетворенности приходит острое чувство вины за то, что не смог, упустил возможности, сделал неправильный выбор. Признаться себе в этом очень сложно, и чувство вины, вытесняясь из сознания, постепенно переходит в невроз вины.

«Я ради тебя, а ты…»

Многим из нас с рождения внушали, что мы «задолжали» маме по-крупному. Задолжали девять месяцев беременности, задолжали мучительные роды, бессонные ночи, перманентные вытирания попки и носа и, наконец, загубленную карьеру. И во всех неприятностях, естественно, виновато чадо, которое теперь должно искупать это до конца жизни покаянием и беспрекословным послушанием.

При этом не учитывается, что решение о рождении ребенка большинство женщин принимает вполне сознательно, и о носах и попках обычно также бывает предупреждено. И уж совсем за кадром остается, что материнство — это не только токсикоз и разрывы, но и огромное счастье. Так что, кто кому должен — можно и поспорить (правильный ответ: никто никому). Отказ от карьеры также исключительно свободный выбор женщины. Существует немало прецедентов, когда ребенок не становился преградой ни для профессиональной, ни для творческой реализации.

Чувство вины за «мамину жертву» абсолютно непродуктивно и ведет лишь к неврозам. Родителям же она служит средством манипуляции, когда простого приказа уже недостаточно, и оправданием собственной нереализованности.

Кстати, сценарий: «я ради тебя, а ты…» могут применять не только родители, часто так делают супруги, близкие друзья и даже коллеги. Продуктивнее от смены декораций спектакль не становится.

Вина жертвы

Так уж повелось в европейской культуре, что на жертву часто возлагается большая часть вины за случившееся. Особенно это заметно в ситуации с изнасилованиями. Многие не идут подавать заявление в милицию именно потому, что опасаются огласки и осуждающей реакции окружающих по принципу «Вот, допрыгалась!». То же касается насилия в семье или таких неуголовных дел, как несправедливое увольнение или, например, неудачная беременность — вроде человек не виноват, но почему-то оказаться в таком положении стыдно.

Чувство вины за несчастье, случившееся с человеком, фактически никогда не может быть рационализовано. Нельзя разумно обосновать, почему ты виновата в том, что тебя бьют, оскорбляют, что с тобой случилось что-то страшное. Поэтому такое чувство вины немедленно вытесняется и превращается в невроз.

Чувство вины после потери близких

Этот феномен известен давно. Большинству людей, к счастью, удается проскочить трудный период, не доходя до невроза. Когда человек теряет близкого, возникает чувство, что это можно было как-то предотвратить, а следом – чувство вины: мол, мог и не предотвратил.

Такое ощущение особенно сильно, если смерть была неожиданной и окружающие не успели к ней подготовиться. Если человек долго болеет, врачи успевают не раз объяснить, что надежды нет, что дорогие родственники могут поддерживать больного, но исход всё равно предрешён. Когда же несчастье обрушивается внезапно, обязательно начинаешь думать: «А вот если бы я …, этого бы не случилось». «Если бы я отговорил его покупать «Оку», он бы не погиб в этом ДТП». «Если бы я не опоздал, она не вышла бы из дому, и на нее не упал бы этот кирпич». «Мне надо было остаться дома – тогда я бы вызвал ему «скорую» и т.д. Понятно, что хуже всего дело обстоит со случаями суицида.

Все эти самобичевания в реальности лишены оснований: история не терпит сослагательного наклонения, дара предвидения ни у кого нет. Невозможно все время опекать всех окружающих, угадывая, что может стрястись каждую минуту. Впрочем, совсем уж непродуктивным чувство вины после потери назвать нельзя. Оно помогает вернуть ощущение контроля над реальностью. Без этого было бы слишком страшно жить дальше в постоянном ожидании нового удара.

Однако если человек долго не способен простить себя, прожить чувство вины вместе с острым горем, то вина опять-таки начинает приобретать невротический характер. Причём обычно такой невроз отличается от других как раз попыткой полностью защитить от любых жизненных случайностей оставшихся близких. Например, человек, потерявший одного родителя, может бросить все силы на опеку другого, пренебрегая всеми остальными сторонами жизни. Потерявший близкого друга, может начать вторгаться в жизнь других людей, переходя всякие границы. Потеря ребёнка часто приводит к параноидальной заботе о другом ребёнке, внуке и т. п. Хотя случается и по-другому: человек, напротив, отказывается от близких контактов, ощущая себя «недостойным».

***

Это четыре самых распространенных способа заработать невроз вины. Остается вопрос: что делать, чтобы его не заработать?

В первую очередь, нужно осознать, что чувство вины присутствует. Оно очень любит маскироваться под депрессию или общее чувство неудовлетворенности собой и миром. Во-вторых, надо понять, что винить себя не в чем. Ничто из описанного выше не является поступком, за который имело бы смысл испытывать чувство вины. Если же вы все-таки нашли какой-нибудь неиллюзорный повод для чувства вины, то найдите в себе силы простить себя, не накладывая на себя невыполнимых епитимий.

В конце концов, у каждого преступления есть срок давности. Если разобраться самому с чувством вины не получается, то можно найти хорошего психолога. Это как раз та проблема, с которой психологи бороться умеют.