Дмитрий Дорофеев

Сколько раз жизнь позволяла лидеру "Машины времени" объявить, что наконец-то пришло не его время. Но он не говорит. Потому что поет. И потому что слушают. Он взял и сделал себе подарок ко дню рождения. Отправился в Лондон на легендарную студию Abby Road, где когда-то записывались "битлы", и за неделю вместе с "Оркестром креольского танго" оформил там новый альбом. А потом поспешил поделиться радостью с журналистами и деятелями шоу-бизнеса, cобрав их в уютном столичном клубе. Альбом " Штандер" замешан на ностальгии и мелодичной красивой музыке. А название – от той уже забытой игры, которая была когда-то самой популярной в наших дворах.


Альбом "Штандер" получился очень разноплановым – от лирических фортепианных баллад до веселого свинга, от песен с глубоким философским содержанием до веселого биг-бэнда в духе голливудского джаза 1950-х годов. Но интонация в целом скорее все-таки печальная.


– Мы привыкли видеть вас "на гребне" медийных увлечений общества. Интернет, экстрим, продвинутая кулинария, все прочее. И вдруг такой спокойный, медленный, печальный местами альбом…

– Началось все с того, что я понял: единственные звуки, которые я слушаю сегодня без раздражения, – это американская эстрадно-джазовая вокальная музыка 1940–1950-х годов: Дайана Вашингтон, Чет Беккер, Элла Фицжеральд. Эта музыка полна красивых мелодий, которых в сегодняшнем мире явно недостаток, изумительных аранжировок, оркестров, живого звучания… Все это вдохновило меня на написание песен для "Штандера". Я не стал называть его классическим вокально-джазовым альбомом, я прекрасно понимаю, что я никакой не джазовый певец и никогда им не стану, но от соединения живой свинговой игры и того, что делаю, как мне кажется, возникает что-то новое и интересное.

– Как вас принимали на легендарной студии?

– На студии нас с Володей Матецким, продюсером альбома, встретили как родных. Питер Хендерссон прекрасно помнит запись альбома "Машины времени" в прошлом году. Для музыкантов "Оркестра креольского танго" Евгения Борца, Александра Дитковского, Александра Бакхауса, Александра Антонова, Сергея Хутаса и Сергея Остроумова все было внове. Однако уже в первый день работы над альбомом "креольцы" произвели впечатление на лондонских звукорежиссеров своим профессионализмом.
Мы подготовили к записи одиннадцать оригинальных песен и одну кавер-версию на песню группы "Ундервуд". Я так и не научился что-то делать в запас, чтобы потом это выбрасывать. Если я пишу песню, то я хочу довести дело до конца, а писать песню, чтобы потом она никуда не вошла, – потраченные силы и время. Альбом "Штандер" действительно может показаться вам несколько печальным – лично я так не думаю, по-моему, он очень светлый и полностью отражает мое отношение к жизни на сегодняшний день.

– Ваше отношение к жизни совпадает с отношением широкой аудитории? Точнее, аудитория этой музыки достаточно широка?

– Аудитория увеличивается за счет именно этой музыки. Слушают внимательно, как будто отбирают для себя отдельные куски.

– Если отойти немного в прошлое – вы там видите музыку, которую можно слушать, например, через тридцать лет?

– Наверное, это Цфасман, наверное, это что-то из Утесова. Безусловно, Высоцкий. Может быть, ранняя Пугачева. Что-то можно набрать, но количество этого будет ничтожно мало.
Что касается ностальгии, то ностальгия очень обманчивая история, потому что тоскует человек по себе в детстве, а не по конкретным каким-то признакам. А вот эти песни, они ему напоминают себя, молодого и счастливого. Автоматически ему кажется, что это песни хорошие. Нет, это просто часть оформления той его жизни.
Это же касается и фильмов. Возьмите, я не знаю, фильм "Веселые ребята". Чудовищный фильм. Безобразный. Но все смотрим со слезами умиления, это же детство наше. Ну как же? Был маленький, сидел у папы на коленях. Отсюда все это и происходит.

– Вас не смущает то, что сегодня многим музыка "Машины времени" ("Поворот" или "Свеча") внушает именно такие же чувства?

– Нет. Это нормальное светлое чувство. Это природа человека. Так обстоят дела. Потому что мы и тогда, и сейчас ориентировались и ориентируемся исключительно на себя. То есть сделать так, чтобы понравилось самим. Если при этом еще это нравится большому количеству людей, тогда совсем хорошо. Если небольшому количеству людей – ничего страшного. Это тоже нормально. А нам большей частью везло, и вот это большое количество людей находилось.

– Частый ли вы гость в соседних республиках? Не забыли вас? Осталась там ваша публика?

– Часто приглашают в Белоруссию, в Украину. В Казахстане бываем достаточно часто. А вот в Ташкенте давно не были. Публика осталась та же практически. Нас, во всяком случае, воспринимают одинаково и в Москве, и в Алма-Ате.

– Когда песни из нового альбома будут показаны "живой" аудитории?

– Запланирован концерт на сцене МХАТа в начале апреля. Время летит быстро! А фанатам звука адресован виниловый вариант альбома – тысяча штук будет выпущена в Германии. Там слышны все оттенки записи.

– В разных песнях вы разный. Точнее, разный в них лирический герой. Он может быть оптимистом, пессимистом, мизантропом… Которому верить?

– Я не хотел бы, чтобы каждую мою песню воспринимали как исповедь. Потому что это может быть какое-то состояние, которое меня посетило и ушло, слава тебе, Господи. А вообще есть одно дивное правило. Если вам нравится картина, никогда не знакомьтесь с художником – испортите впечатление и о картине, и о художнике.

– Сегодня проще стать известным, работая для кино. Вслед за премьерой фильма следуют рингтоны и прочее. Делаете ли вы сейчас киномузыку?

– Я не считаю себя композитором-инструменталистом и, когда поступают предложения, связанные с кино, обычно переадресовываю их Андрею Державину – клавишнику "Машины". Или Евгению Борецу. Третьего января первый канал собирался показать новую режиссерскую и актерскую работу Саши Абдулова "Лузер", там музыка Державина и мои три песни. Я их писал не специально для фильма, но с удовольствием поучаствовал в этом проекте. И, по-моему, песни нашли свое место в картине.

– Кто из молодых музыкантов сегодня интересен?

– Из молодых отечественных исполнителей сильно потрясающих не вижу. Группа "Ундервуд" – я включил в альбом одну из любимых моих песен этой группы, "Моя любовь". Мне всегда казалось, что в ней заложено нечто большее, чем слышно в исполнении самого "Ундервуда". Это я и попытался раскрыть – со своей субъективной точки зрения, разумеется. Отличные музыканты, но какие они молодые? Группа "Пятница" – тоже они меня вдохновили несколько лет назад. Тогда эти два совсем молодых парня выглядели фантастически, у них должно было быть бешеное будущее, потому что я впервые услышал, что с русским языком и современной музыкой они делают то, чего никто из нас не делал. Совсем иначе. По-другому. И где сейчас они? Ну, Земфира хороша. Но за что ее хвалить? Про нее и так все всё знают.

– Она для вас прежде всего поэт – или музыкант?

– И то и другое.

– Из того, что вы сделали за последние десять-двенадцать лет, что вам лично наиболее близко?

– Всегда последнее, вот то, что сделано только что, пока это еще не остыло, это самое дорогое и есть. Потом начинаешь думать над чем-то следующим, и это уже остывает, становится в ряд всех остальных.

– В конце прошлого года исчезла из радиоэфира популярная программа "Машина моего времени", которую вы вели. Вы от нее устали?

– На радиостанции "Маяк" поменялось руководство. Вслед за этим последовали изменения в сетке вещания. В частности, была закрыта программа моего компаньона и товарища Сергея Мирова "Неформат". После этого я посчитал невозможным оставаться на волнах "Маяка" с программой "Машина моего времени". Приношу слушателям мои извинения.

– В девяносто девятом году в одной из ваших песен прозвучала фраза: "Эпоха большой нелюбви". Эпоха сейчас изменилась?

– Нет.

– Этот процесс продолжается?

– Да.

– А между кем?

– Между людьми.

– Близкими людьми?

– Нет, людьми, населяющими планету. Понимания все меньше и меньше. Так обстоят дела. Кусто говорил, что у каждого живого существа есть необходимость территории. И когда он помещал их в замкнутое пространство, где их становилось больше, чем должно быть, они начинали вести себя неадекватно – агрессивно, немотивированно. Вот это происходит сейчас с людьми.

– Високосный год традиционно считается тяжелым. Согласны ли вы с этим утверждением?

– Никаких суеверий абсолютно, и вообще, это всего лишь цифры. Оттого что летоисчисление наше несовершенно, приходится раз в три года, в четыре, делать поправку, только и всего, ничего больше. Все остальное – это глупости, для людей, которым делать нечего.

– Через сто лет вас будут помнить?

– Ни в коем случае. Как говорит Владимир Матецкий, "мы в лучшем случае все будем на кончике какой-нибудь электронной иглы".