Мне кажется, что мы должны подискутировать о содержании окончательного документа об урегулировании. Что войдет в него, а что нет, сейчас говорить преждевременно.

Интервью корреспондента газеты «Коммерсант» с спецпредставителем ЕС по Молдавии Калман Мижеи

— Вы разделяете оптимизм молдавского президента Владимира Воронина, который надеется на скорое решение проблемы Приднестровья?

— Президент Воронин верно подметил, что если кто-то хочет решить проблему, то он должен быть оптимистом. Я с этим полностью согласен. Но есть определенные сложности. На этой неделе мы встречались с российскими партнерами, и у нас был очень дружественный диалог. Но все же сказать, когда именно нам удастся разрешить приднестровский конфликт, пока нельзя. Впрочем, у меня есть ощущение, что у нас есть взаимопонимание с российской стороной и мы можем двигаться вперед.

— Что тормозит процесс?

— Если есть конфликт, вокруг него обязательно существуют интересы. Интересы тех, кто хочет его решить, и интересы тех, кому и так хорошо. Это один момент, создающий проблемы. Второй состоит в различной интерпретации мировых тенденций. Евросоюз и Россия ведут постоянный диалог по всем этим вопросам. Но любой диалог требует времени.

— То есть основные вопросы нужно решать ЕС и России?

— Есть много двусторонних переговоров, которые должны позитивно повлиять на возобновление переговоров в формате 5+2. Прежде всего это Молдова и ее приднестровский регион. Очень важно, чтобы между ними установилось согласие и доверие. Поэтому мы подчеркиваем значимость мер доверия и делаем это, кстати, вместе с российскими партнерами.

Важен подход России, но и ЕС все более заинтересован в решении приднестровской проблемы. С 1 января 2007 года Молдова наш непосредственный сосед. Приднестровский конфликт — самый близкий к нашим границам, поэтому решить его для нас крайне важно. К тому же Молдова — самая бедная европейская страна с ВВП на уровне африканских стран, и ее отрыв от других стран Европы только увеличивается. Поэтому и мы, и Россия чувствуем ответственность за то, чтобы помочь Молдове решить этот вопрос.

— Как идут ваши переговоры с Россией?

—Я скажу так: наши подходы по поводу того, какие элементы урегулирования можно вложить в процесс переговоров, очень близки. Мы за сбалансированный подход между функциями государственного центра и очень сильным институционально гарантированным специальным статусом для Приднестровья. Это крайне важно. С помощью экспертов венецианской комиссии мы могли бы найти алгоритм того, как это сделать. А потом вместе с Россией могли бы пойти дальше в этом формате. Еще нам крайне важна демократизация Приднестровья. Многие считают Приднестровье изолированным пространством. Поэтому я думаю, что демократические стандарты — ключевой аспект для дальнейшего развития Молдовы, в том числе Приднестровья.

— Демократизация должна пройти до объединения или в рамках уже единого государства?

— Наши переговоры с партнерами пока еще не подошли к той точке, где уже можно об этом говорить более конкретно. Но чем раньше произойдет демократизация, тем лучше. Кроме того, мы также говорили с российскими партнерами на тему безопасности. Это была очень конструктивная дискуссия. Есть, конечно, различия, но есть и общие элементы, которые могут помочь достичь согласия в будущем.

— Вы считаете приемлемым тот вариант статуса для Приднестровья, который в интервью "Ъ" ранее огласил президент Воронин: автономия с широкими полномочиями?

— Это слова. Их нужно конкретизировать, наполнить юридическим содержанием. Но мы заинтересованы в децентрализации власти и в том, чтобы у региона были широкие институционально гарантированные права.

— Вам нравится идея закрепления нейтрального статуса Молдавии в специальной декларации?

— Постоянный нейтралитет Молдовы записан в конституции. Мы уважаем это решение молдавского государства и считаем, что нейтралитет не помешает интеграции Молдовы в ЕС.

— ЕС готов поставить подпись под декларацией о молдавском нейтралитете?

— Я уже сказал, что для начала хотел бы видеть прогресс в переговорах о статусе. Формат 5+2 уже два года не работает. А в этом формате можно обсуждать что угодно. Нейтралитет и все проблемы безопасности. Но нужен прогресс.

— И все же: идея нейтралитета, подкрепленного декларацией, может быть принята Евросоюзом?

— Мне кажется, что мы должны подискутировать о содержании окончательного документа об урегулировании. Что войдет в него, а что нет, сейчас говорить преждевременно. Нельзя фиксироваться на одном аспекте, тем более том, который молдавский народ для себя уже решил.

— Я так понимаю, что у ЕС есть проблема с подтверждением нейтралитета Молдавии?

—Мы уважаем демократический процесс в Молдове, но нужно говорить обо всем урегулировании в пакете, а не фиксироваться на его отдельных элементах.

— Мне казалось, что это важный элемент.

— Разные аспекты окончательного урегулирования этого конфликта взаимосвязаны. Поэтому я не могу ничего заявлять об одном аспекте процесса, кроме того, что мы уважаем нейтралитет Молдовы, поскольку это является частью молдавской конституции.

— Значит, подписание Евросоюзом, США и Россией декларации о нейтралитете, на котором настаивает Владимир Воронин,— это тема для дальнейших дискуссий?

— Возможно. Мы уважаем нейтралитет Молдовы.

— Подпись ЕС могла бы стать дополнительным свидетельством этого уважения?

— Об этом пока рано говорить. Надеюсь, в недалеком будущем переговоры в формате 5+2 возобновятся. В марте вряд ли, но очень хотелось бы усадить стороны за стол переговоров. У Молдовы есть пакет документов, и было бы очень хорошо начать наконец диалог. Мы готовы обсуждать переговорный процесс в формате 5+2 и его проведение в Санкт-Петербурге.

— Вчера на слушаниях в Госдуме РФ рассматривался запрос Абхазии, Южной Осетии и Приднестровья о признании их независимости. Что вы думаете по этому поводу?

— Мировое сообщество, в том числе ЕС и Россия, исходит из того, что границы государств на постсоветском пространстве окончательные. Таким же был подход всех независимых государств на постсоветском пространстве. Россия по-прежнему подтверждает территориальную целостность Молдовы. Мы за то, чтобы такой же подход был и в отношении Грузии.