Исер Харель – человек, выстроивший легендарную израильскую разведку и возглавлявший ее почти с момента создания более десяти лет. С его именем, которое долго скрывалось от общественности, связаны многие крупные секретные операции, в том числе поимка нацистского преступника Эйхмана. Настоящая фамилия Хареля – Гальперин, и он родился не Исером, а Изей. Изя Гальперин свою первую жизнь провел в Витебске и Двинске (ныне Даугавпилс, Латвия). Но пусть Харель, проживший 91 год и ушедший из жизни в феврале 2003-го, сам говорит о себе.

– Вначале я хотел, как многие первые репатрианты, работать на земле и получить соответствующее образование. Но во времена британского мандата организация еврейской самообороны направила меня на побережье – встречать нелегальных эмигрантов. И вот тогда у меня произошла памятная стычка со старшим британским офицером, который позволил себе антисемитскую реплику. Я избил его. Мне грозил суд и наказание. И тогда товарищи перевели меня на нелегальное положение, я начал заниматься вопросами безопасности нашей организации.

Сначала я отвечал за район Тель-Авива, а после образования Израиля мне поручили организовать систему контрразведки. С 1952 года, став во главе "Моссада", одновременно руководил всеми секретными службами страны. В серьезных операциях, чтобы координировать работу и нести ответственность, я предпочитал участвовать лично. Я находился со своими людьми нелегально в Аргентине, пока мы, наконец, не захватили Эйхмана и не вывезли его в Израиль для суда.

– Вы не доверяли своим людям, что так рисковали?

– В этой довольно сложной операции я должен был контролировать все. Тем более в оперативной обстановке. Конечно, мы могли просто убить Эйхмана и таким образом покарать его за шесть миллионов погибших евреев. Но для нас было принципиально важным публично судить этого человека, показать всему миру, что убийца евреев, поскольку уже есть государство Израиль, не избежит наказания.

– Но когда вы выкрали Эйхмана, то тем самым нарушили международные законы?

– Мы понимали это. Но ситуация была безвыходной. Когда мы идентифицировали Эйхмана – а он тихо жил в своем доме, как простой человек под чужим именем, – можно было обратиться к Аргентине. Допустим, что его сначала заставили бы признаться, что он – Эйхман, и только затем мы могли требовать его депортации для суда в Израиле или Германии. Был и такой вариант. Но на практике при первом же тревожном сигнале Эйхман бы снова растворился в Латинской Америке.

На самом деле операция была конспиративной не только по отношению к бывшим нацистам, но прежде всего – к тогдашнему правительству Аргентины. В стране под прикрытием находилось 10–15 сотрудников "Моссада", и ни местные спецслужбы, ни власти не подозревали, что мы здесь работаем. Узнали только, когда Эйхман уже оказался в Израиле, полностью под нашим контролем.

– А что сказал Эйхман, и как вы добились, чтобы он признался, раскрыл себя?

– Мы не использовали при допросе силовые методы. Это был мой личный приказ. Когда его взяли и отвезли на конспиративную квартиру, он не знал, кто мы и что происходит. И сначала выдал нам свою "легенду". А мы не перебивали – только слушали и спрашивали. Даже его настоящего имени не упоминали. А потом предъявили документы – вплоть до его медицинской карточки времен войны. А там – все его шрамы, операции. Напомнили, с бумагами на руках, его карьеру. Нам обязательно надо было, чтобы он сам признался. Мы, повторюсь, принципиально не хотели выбивать признание. Через пятьдесят минут допроса он сказал: "Да, я и есть – Эйхман". Он, правда, уже понял, что мы – израильтяне, и у него нет выбора.

– Вы имели файлы на всех нацистских преступников?

– Нет, только на главных. И на тех, кто принимал участие в уничтожении евреев. Поскольку Гитлер и Геббельс были мертвы, мы главным образом сосредоточились на Эйхмане, хотя и не только...

– А доктор Менгеле? Правда ли, что он сбежал через окно, когда "Моссад" его выследил в Аргентине и собирался захватить?

– Это история "охотника за нацистами" Симона Визенталя. На самом деле мы опоздали. Мы затратили много усилий и средств, чтобы найти Менгеле в Аргентине. Но брать их обоих – его и Эйхмана – одновременно было невозможно. И он скрылся сразу же, как только мы взяли Эйхмана. Он бежал в Парагвай, где режим Стресснера предоставил ему убежище и сразу же дал ему персональную государственную охрану. Мы несколько раз пытались приблизиться к Менгеле, но не смогли. Просто убрать его не хотели – он нам нужен был для суда, но ничего сделать не удавалось. Полагаю, что он уже действительно мертв. (В 1979 году в Бразилии Менгеле неожиданно утонул при неизвестных обстоятельствах).

– А Борман или шеф гестапо Мюллер? Вокруг них ходит много слухов и домыслов. Говорят даже, что кто-то из них был связан с советской разведкой?

– Борман, насколько мы выяснили, погиб в 1945 году в Берлине. В те же дни, что и Гитлер. Что касается Мюллера, то мы его серьезно и долго искали. Скорее всего, шеф гестапо попал в руки русских. Его, возможно, использовали и убрали.

– Раз уж вы упомянули русских, то у "Моссада" были какие-либо рабочие контакты с коллегами в СССР? Ведь Советский Союз поддержал образование Израиля и тем самым, можно сказать, решил его судьбу.

– Мы никогда не имели оперативных контактов с советскими спецслужбами. Сталин поддержал в ООН образование Израиля. Но не из-за любви к евреям, а как противовес Великобритании. Это было его стратегическое решение. В то время арабский мир был слаб, арабы не могли противостоять Британской империи к югу от границ Советского Союза. Поскольку еврейская община и ее государство на Ближнем Востоке могли бы положить начало изгнанию англичан из региона, Сталин и поддержал создание Израиля. Собственно, так и получилось. СССР именно поэтому допустил поставку нам необходимого оружия из Чехословакии для войны за независимость.

– Как утверждают, у Сталина был план депортации всех советских евреев в Сибирь. Вы знаете что-нибудь об этом?

– Мы подозревали это, исходя из ситуации и событий вокруг еврейского вопроса в СССР. Репутация Сталина и предыдущие депортации малых народов указывали на возможность такого поворота событий. Но подтверждающих это документов, честно говоря, у нас не было.

– А распад Советского Союза? Некоторые в России говорят, что сионисты приложили к этому руку.

– Это абсурд. Израиль и "Моссад" всегда интересовались только евреями, условиями их жизни и связями с еврейским государством. Говорю авторитетно, мы не проводили разведывательных операций против Советского Союза. Мы всегда опасались, что любые наши действия, даже намек на подобную операцию, ударит по советским евреям. Для нас это было недопустимо. Мы слишком малы и заняты своими делами, чтобы еще бороться с советским режимом.

Знаете, я был единственным, кто задолго до Горбачева говорил о распаде Советского Союза. Это стало понятно еще после разоблачений Хрущева, когда стало известно, что творилось наверху, в Кремле, в высших структурах. Такое не могло продолжаться долго. Но мы не считали возможным принимать участие даже в операциях американцев против Советского Союза, опасаясь за судьбу репатриации и евреев.

– Но ведь именно "Моссад" смог добыть секретный доклад Хрущева, разоблачающий культ личности Сталина, еще до его обнародования в СССР?


– Это все получилось случайно. Доклад попал в ЦК партии Польши, а там многие недолюбливали русских. И один израильтянин из нашего посольства имел личные дружеские контакты с польским высокопоставленным чиновником. И тот передал его израильтянину, не осознавая даже значения этого документа.

– А советская разведка работала в Израиле?

– КГБ работал в Израиле активно с самого начала. Первые репатрианты, приехавшие в Палестину, были в основном из России. Они хотели строить свою страну. И они знали русский язык, русские песни, с симпатией относились к русским. Русские стали героями в Израиле после победы во Второй мировой войне. В Советском Союзе людям говорили о врагах – сионистах, а в самом Израиле сторонники Советского Союза были очень сильны. Они искренне верили в светлое будущее коммунизма. Парадокс в том, что израильские коммунисты, имевшие большое влияние в стране, были самыми преданными сторонниками Советского Союза, а Москва именно их не позволяла включать в международное коммунистическое движение – чтобы не оттолкнуть арабские режимы. Поскольку игра тогда пошла против США. КГБ тогда имел почву для работы в Израиле, и советский шпионаж против нас был очень активен. Правда, некоторые приходили сами, признавались, что они шли на сотрудничество с КГБ, чтобы эмигрировать.

– Но ведь были и Калманович, отсидевший в Израиле за работу на СССР, и Клинберг.

– Они были не репатрианты, а профессиональные разведчики. Их специально засылали в страну, их операции заранее разрабатывались в Москве. Они уже тогда знали и Израиль, и структуру общества, и пути своего продвижения.

– Но самого известного советского разведчика в стране – Исраэля Бера – разоблачили вы?

– Бер занимал высокий и ответственный пост в канцелярии первого премьер-министра страны Бен-Гуриона. Был его личным другом. Но я подозревал Бера. Был против его допуска к секретным материалам. Но не мог сам решать этот вопрос, поскольку сомнения – не доказательства. Об этом не говорят в СССР и России, но Бера провалил сам КГБ. Они там очень хотели выйти на шефа немецкой разведки Гелена, но не могли это сделать. И вдруг я узнал, что, несмотря на мой запрет, Бер был в Германии и лично общался с Геленом. Только один фактор мог заставить его пойти на это нарушение – знаменитое русское "надо". Мне удалось придержать затем Бера от дальнейших поездок за границу, и он был вынужден пойти на встречу с советским разведчиком. А за ним мы следили. И их обоих взяли при встрече. Это был самый серьезный провал КГБ в Израиле и наш успех.

– Когда-нибудь еще вы переигрывали КГБ?

– Был личный, можно сказать, случай, когда я сам "расколол" советского агента. Это был молодой и очень преуспевающий израильский дипломат. Его семья – коммунисты, жила когда-то в Швейцарии. Русский язык им преподавал советский гражданин, который и завербовал парня. Он репатриировался в Израиль и сделал блестящую карьеру. А затем уехал работать в наше посольство не куда-нибудь, а в Англию. Из Лондона он вдруг предложил свои услуги "Моссаду" и запросил личной встречи со мной. Дипломаты обычно избегают связей с "Моссадом", чтобы не повредить своей репутации и работе. Затем этого парня перевели в наше посольство в Югославию, и он снова запросил личной встречи – мол, надоела дипломатическая работа, скучно. Он стал давить, говорить о необходимости создания спецотдела "Моссада" по Югославии, якобы это важно. А я не люблю добровольцев-"инициативников", которые сами приходят и предлагают услуги. И потом, он слишком шустро лез не в свое дело. Отслужи в МИДе, а потом посмотрим. Короче, он повторно настоял на встрече, которую я организовал на конспиративной квартире здесь, в Израиле. И тут я ему сразу заявил в лоб: "Я знаю, что ты советский шпион. Подожди – не оправдывайся, не суетись. Если признаешься, я тебе помогу". Он растерялся – и сдался. Получил за шпионаж восемь лет, но мы потом помогли сократить его срок, и он вышел.

– Это правда, что на "Моссад" люди порой работали не из-за денег?

– У нас не было денег. "Моссад" всегда поддерживали люди, которые хотели, чтобы Израиль выжил во вражеском окружении, выжил как государство. Это мотивация лучше, чем деньги, и в большинстве случаев люди работали на нас бесплатно. Кстати, и на КГБ – тоже.

– А были ли в израильских спецслужбах предатели, перебежчики, двойные агенты?

– Практически нет. В "Моссаде" не было предателей. И вообще в спецслужбах. Был только один случай в пятидесятых годах в "Шабаке", в службе внутренней и внешней контрразведки. Польский агент сумел проникнуть в "Шабак", но такое было только однажды.

– А Виктор Островский, бывший агент "Моссада", живущий в Канаде и написавший скандальные воспоминания о работе в системе?

– Патологический лгун. Такие просто неспособны говорить правду. Косвенно, кстати, он кое-что и выдал.

– Вы ликвидируете физически противников и предателей?

– Если не говорить о террористах, опасных для Израиля и его жителей, то нет. Вряд ли кто-нибудь в мире нас может обвинить в том, что мы повинны в целенаправленной гибели невинных людей. Если бы я узнал, что кто-то предает нас, то приложил бы все силы, чтобы доставить человека в страну и здесь судить его.

– У вас, наверное, вся грудь в орденах?

– Я создавал "Шабак" и "Моссад", плодотворно работал там много лет. Если бы я получал награду за каждую удачную операцию в тех же арабских странах, то их было бы очень много. Но я отказывался. Даже после поимки Эйхмана. У меня на пиджаке нет ни одной награды. Потому что главная награда для меня – это существование моего государства, Израиля.

Досье:

Исер Харель родился в 1912 году в Витебске. В 1922 году вместе с родителями переехал в Латвию, в 1930-м эмигрировал в Палестину. Занимался сельским хозяйством. После начала Второй мировой войны вступил в ряды военизированной организации "Хагана", которая занималась защитой евреев в Палестине. В 1948 году после провозглашения независимости Израиля был назначен руководителем службы внутренней безопасности "Шин-Бет". С 1952 по 1967 год возглавлял "Моссад". "Моссад" – израильская спецслужба, "Учреждение по ведению разведки и особой деятельности", считается одной из наиболее эффективных и профессиональных спецслужб в мире.