Ольга Курляндцева

Арктика в последнее время стала модной. Политики ее делят, экологи ее спасают, полярники устанавливают в разных ее местах флаги своих государств, нефтяники открывают в ней месторождения для добычи нефти, туристы открывают ее для себя. Говорят, этим летом в Северный Ледовитый океан приплывет корабль, набитый до отказа влиятельными лицами мира сего, от Джорджа Сороса до певицы Мадонны. Весной, в девяти странах прошел конкурс работ студентов по защите окружающей среды, по итогам которого по два человека от каждой страны были отобраны для участия в международной молодежной экспедиции в Арктику. Корреспондент РИА Новости Ольга Курляндцева отправилась открывать для себя Арктику вместе с юными дарованиями, и вот какие открытия ей удалось совершить.

Открытие первое: Огромный размер имеет огромное значение

«Я не представлял себе, насколько тут все... огромное», - говорит мне третьекурсник Дима Владимиров из Воронежа, сидя в баре исследовательского судна «Алексей Марышев», переделанного почти под круизный лайнер для туристов-экстремистов.

Но мы - не туристы, мы - экологи, и примкнувшие к ним «попутчики», как сами экологи любят называть тех, в ком они подозревают недостаточную преданность «зеленым» идеям. Экстремальным в нашей поездке, пока что, можно назвать только то ощущение, которое Дима выражает по-детски наивно, но и по-детски же точно: здесь все - ОГРОМНОЕ.

В Арктике нет так называемых точек сравнения между тобой и большинством объектов, а потому расстояния до них определить невозможно. В первый раз, когда мы увидели сходящий с гор в океан ледник - glacier, из тех самых которые тают вследствие глобального потепления, он был виден с палубы так словно до него - рукой подать. Нам сказали, что подплыть ближе нельзя из-за мели, а поехать смотреть ледник на надувных моторных лодках - потому, что он слишком далеко. До ледника было почти 8 километров.

Горы - огромны, к чему я, кстати, не готовилась, так как думала что Арктика - ледяные пустыни и горы снега. А тут - настоящие горы. Из-за того, что они огромны, они кажутся очень близкими с любого, даже самого огромного, расстояния, тем более если между тобой и горами ничего нет - а в Арктике ничего нет.

Даже если между тобой и горами в Арктике что-то есть, оно кажется игрушечным, а горы не становятся дальше.

Этот гигантский масштаб, который оптически не уменьшить и не окинуть взглядом этот пейзаж, подавляет путника. А эти гигантские расстояния, которые, как кажется, не преодолеть, лишь делают очень маленьким все, что связано с нами, людьми - наши игрушечные домики, наши бумажные кораблики, нас самих и наши ничтожные попытки сначала вредить этой природе, а потом - спасать ее.

Открытие второе: Медведи - не то, чем они кажутся.

«The owls are not what they seem» («Совы - не то, чем они кажутся»), - утверждал воображаемый герой известного телесериала «Твин Пикс» Дэвида Линча. Какие иллюзии могут быть насчет сов, я не знаю, а вот о том, что белые медведи - не такие уж «белые и пушистые», я, как мне казалось, всегда догадывалась. Но не тут-то было.

Первое, что встречает будущего арктического путешественника уже по прибытии на Шпицберген - атмосфера паники, вызванной белыми медведями. Предупреждающие знаки, изображающие медведей в красных треугольниках, вывешены вокруг всего городка Лонгьербьен. В гостинице мне первым делом показали, куда именно мне надо идти, чтобы получить в аренду за 100 крон в день ружье, без которого, если верить знакам и панике местных жителей, ходить даже по главной и единственной улице городка нынче опасно.

«Они могут быть везде, в любой момент. ВЕЗДЕ!» - наши гиды, Труэль и Каролина, обвешанные сигнальными и боевыми пистолетами, ружьями и едва ли не гранатами, делают все, чтобы их паника передалась нам - только так, считают они, можно привить туристами технику противомедвежьей обороны.

Получать ружья наших 18-19-летних студентов экологи, к счастью, не повезли, но полдня проводили с ними инструктаж на тему того, как они должны не ходить никуда никогда таким образом, чтобы оказаться более чем в 25 метрах от ближайшего человека с ружьем.

Такое не-белое и не-пушистое отношение к братьям нашим совсем-не-меньшим, ибо медведи оказались огромными животными, почему-то шокирует. Ты едешь в Арктику потому что, как тебе объясняли, избыточное таяние льдов

Сразу после того, как нам рассказывали о том, в каком порядке и из чего стрелять в медведей в случае, если они появятся (то есть, сначала на отпугивание, а потом, если не поможет, на поражение), микрофон взял эколог Нил Хамильтон и рассказал, что из-за таяния льдов очень скоро популяции белых медведей, которые на суше жить не могут, полностью вымрут на арктических территориях России и в районе Шпицбергена. Экскурсовод Труэль Якобсен потом взял микрофон снова и добавил, что желательно обязательно снимать стрельбу «на поражение» по медведю на видео, чтобы потом доказывать норвежскому правосудию, что это была необходимая самооборона.

От этого двоякого отношения к медведям у человека неподготовленного может развиться шизофрения, и разобраться, что все-таки при появлении белого медведя делать - спасать его от тающих льдов, снимать на видео, или убивать наповал - довольно непросто. Поэтому туристов и экологов, одетых в футболки и свитера с белыми и пушистыми медвежьими мордочками, часто едят. Медведи, говорят местные, голодают из-за нарушений в продовольственной цепочке, вызванной глобальным изменением климата. С голодухи, они выходят прямо в Лонгьербьен где, как они прекрасно знают, можно всегда поживиться людьми. В прошлом году медведь съел немецкую туристку в трехстах метрах от нашей гостиницы. Вторая туристка погибла, упав со скалы в попытке убежать.

Мы за все время поездки видели, пока, только одного белого медведя. Когда «Алексей Марышев» не вплыл, а уперся во льды, ибо не является ледоколом и дальше плыть не смог, прямо по льдинам к нам вплотную подошел гигантский медведь. Он смотрел на нас с голодной тоской, видимо зная, что на корабль ему не взобраться - а может, догадывался, что мы, по инструкции, будем стрелять -- сначала из сигнального, потом из боевого в воздух, потом на поражение. Медведь пытался поиграть со своей едой - то есть с нами - в попытке выманить нас с корабля. Несколько раз он падал на спину и смешно дрыгал лапами, как делает моя собака, когда хочет, чтобы ей почесали живот.

Мы снимали его на видео. Медведь ушел, не дожидаясь стрельбы из сигнального.

Открытие третье: Ледники действительно тают

Кстати, не все. Когда мы поехали все-таки на надувных лодках смотреть вблизи на те самые ледники, о таянии которых так давно и эмоционально говорят экологи, один из них оказался «спящим», то есть не тающим совсем. Не тающим - это значит не двигающимся, не сползающим постепенно с гор в океан. Вне воды ледники лишь подтаивают и крошатся, а куски, отколовшиеся от их фронтальной стороны, плавают в воде и там уже тают.

На одном из ледников - что-то вроде красной арктической плесени, он покрыт снегом и птицы вьют гнезда прямо на его фронтальной части.

Спрашиваю, почему этот ледник не тает или, как говорят местные, «не движется». «На него нет соответствующего давления сверху», - очень смешно отвечает датчанин.

На соседний ледник «давление сверху», видимо, существенное - на удивление ярко-синие места недавнего откола льдин светятся на его фасаде, как раны. Бухта вокруг усеяна плавающими кусками льда. Ледниковый лед - пресный, и, при таянии ледников вследствие глобального потепления, лед, смешиваясь с морской водой, разбавляет ее. При этом, снижается скорость оседания соленой воды на дно, выделяется меньше тепла и Гольфстрим становится холоднее, вызывая похолодание в северной части Еворпы - так объяснил нам профессор Мартин Соммерком из Абердинского университета.

За завтраком на корабле профессор потом расспрашивал меня, насколько понятна собравшимся была его лекция. «Эффект похолодания от снижения температуры Гольфстрима - слишком незначительный для того, чтобы смягчить эффект глобального потепления в целом, да и к тому же он проявляется только в северной Европе», - говорил Соммерком. Многие экологи так погружены в свою науку, что, выступая перед общественностью или прессой, забывают объяснить то, что, по их мнению, очевидно, и поэтому их часто никто не понимает. Мы с профессором приходим к мнению, что в следующий раз он также обратит внимание собравшихся на то, что снижение температуры в Северной Европе влечет за собой повышение потребления ископаемого топлива и, следовательно, выброс большего количества парниковых газов, побочных продуктов его сгорания, в атмосферу, а затем - и большего глобального потепления.

«Я не ожидал, что льды тают так... быстро», - Дима из Воронежа - географ-эколог по своей студенческой специальности, и воспринимает все увиденное в здешней природе как-то напрямую, без фильтра.

Спрашиваю, откуда Дима знает, что льды тают быстро, ведь при нас ни одного куска от ледника не отвалилось.

«Я это прямо чувствую», - эмоционально отвечает он, и сразу складывается ощущение, что в этом молодом человеке экологи не ошиблись, выбрав именно его как своего будущего «климатического посла». Сидя с ним в одной надувной лодке в течение тех же двух часов, большинство из нас почувствовало лишь, что у нас отмерзают ноги.

Открытие четвертое: Громче всего на свете - тишина.

Когда Визбор пел «мы должны услышать три минуты тишины», он имел в виду радио-тишину, когда корабли не ведут бесполезных переговоров в эфире, чтобы иметь возможность услышать чей-то сигнал о помощи. Всякий, кто когда-либо ходил на кораблях, знает, что в море тишины не бывает - шум ветра завывает во всех щелях, от качки на волнах скрипят двери, люки, мачты, шлюпки и снасти, или птицы кричат, или оторвавшийся от чего-нибудь огнетушитель катается по палубе из стороны в сторону, либо парус, если у кого он есть, бьет по ветру -- но, в общем, шумно бывает на кораблях.

«Молчат во всех морях все корабли, молчат морские станции земли» - не актуально для Арктики. Здесь, особенно во льдах, там где нет ветра и волн, не штормит и не бьет ничего по ветру, бывает полная, абсолютная тишина. Если у корабля выключить мотор, то в воздухе слышно каждое несмелое, чтобы не нарушить тишину, дыхание каждого из притихших пятидесяти пассажиров, даже если все они высыпали одновременно на нос корабля, чтобы посмотреть на медведя.

На том самом видео, на которое я снимала медведя, тишину просто слышно, как будто она сама такой громкости, что глушит все вокруг. В ней - только затворы фотоаппаратов (медведя снимали кто та что горазд) и дыхание стоящих вокруг людей. Никогда и нигде больше в мире мне не удавалось на корабле в открытом море услышать дыхание человека, стоящего в нескольких метрах.

Местные жители говорят, что на берегу можно услышать ледник, его движение. Когда частички льда давят друг на друга, как сказал Троель, «сверху» и слегка скрежещут, двигая всю эту махину льда на полмиллиметра вниз. «Ледник разговаривает, слышите», - периодически толкают они друг друга локтями на берегу. Я не слышу. Наверное потому, что слишком громкая, оглушительная стоит тишина.

Открытие пятое: Наши люди уже все открыли

Ежегодный пассажиропоток норвежского аэропортишки Лонгьербьен - единственного на Шпицбергене, куда летают регулярные пассажирские рейсы - составляет аж 150 тысяч человек. По оценке нашего фонтанирующего энциклопедическими познаниями датчанина-экскурсовода , эта цифра, хотя и состоящая на две трети из поездок постоянных жителей самого Лонгьербьена, русского Баренцбурга и других нескольких поселений на архипелаге, тем не менее, включает в себя до 50 000 туристов. Туристами он, для оценки статистической погрешности, считает не только пенсионеров с фотокамерами, но и нас - для нашей поездки экологи зафрахтовали «Алексея Марышева» через фирму, по сути, являющуюся своего рода арктическим туроператором.

«Около 30 тысяч человек, по нашим подсчетам, совершают круизы вокруг Шпицбергена на различных судах, таких как наше. Мы лично сопровождаем в год до 2000 человек на своих четырех судах в Арктике», - говорит Труэль.

Я пишу эти строки, когда наш кораблик на 50 пассажиров болтается на якоре в километре от порта Лонгьербьена, куда мы вернулись чтобы кого-то высадить и дать журналистам возможность выйти в Интернет и закачать в редакции свои сюжеты и фотографии. Подойти к причалу мы не можем - весь порт занят огромным, заслоняющим город монстром круизного лайнера «Коста Виктория». Длина лайнера - 250 метров, и, зайдя в порт, он заслонил собой весь город. В районе Шпицбергена такой лайнер может пройти всего по одному фьорду (то есть проливу с каменным руслом,образованному растаявшим когда-то ледником) и зайти в в два порта. Во втором, в Нью Алесунде, самом северном поселении мира, даже нам с нашей посудинки пришлось высаживаться на тех же самых надувных лодках, по восемь человек в каждой. С «Косты Виктории» пассажиров со стоящих на якоре судов высаживают в катамаранах по 80 человек (весь наш корабль, довольно успешно петляющий по самым маленьким фьордам, берет всего 40 пассажиров). Но то, насколько, оказывается, Арктика «разработана» для туристических маршрутов, поражает. В огромной пустоте и тишине кажется, что до тебя тут не ступала нога человека, но это ощущение обманчиво - нога человека ступала уже везде.

Аэропорт норвежского городка Тромсо, единственного, откуда летают самолеты в Лонгьербьен, раз в день перед шпицбергенским рейсом наполняется русской речью. В толпе соотечественников, неожиданной для оторванных от цивилизации северных гор Норвегии, мы смотрим, как крохотные беби-Боинги выполняют что-то вроде полицейского разворота на пугающе маленькой взлетно-посадочной полосе. На Шпицбергене она еще меньше, и самолет большего размера там ни за что не сядет.

Русские в Арктике - в основном не туристы, а местные жители, хозяева, и потомки первооткрывателей, и относятся к ним с пиететом. Больше половины кораблей, плавающих по шпицбергенским фьордам с экологами, туристами или рок-звездами, ходят под российскими флагами, и русские матросы устраивают гонки на надувных моторных «Зодиаках» в местных «buhta» - именно так, старательно и с трудом, наш датчанин выговаривает уже привычное русское слово, вместо того. чтобы честно сказать «залив» или «гавань» по-английски. Стены местного барак-отеля в норвежском Лонгьербьене увешаны плакатами «Техника безопасности» и «Вентиляционная схема шахты», оставшимися от того времени, когда шахтерские бараки еще не были отелем.

То, что все арктические открытия, в основном, совершили - и продолжают совершать каждый день - наши соотечественники, почему-то удивило меня. Русских привыкаешь видеть туристами, а тут, желающих посмотреть на снег и лед еще и во время отпуска как раз не особо много. Пока политики спорят о территориальных претензиях на шельф, океанское дно или Северный Полюс, жизнь их давно рассудила. «На Полюс - это надо ехать в Баренцбург, с русскими договариваться», - отвечают норвежцы на наши расспросы. «Только русские туда летают».

Это и неудивительно. Только русские летают туда, где взлетно-посадочную полосу каждый апрель

нужно прокладывать заново, сбрасывая на лед с парашютом старый бульдозер. Поэтому наши люди и открыли в Арктике все.