Собственно, Путин указывает на то, о чем уже давно поговаривают в самих Соединенных Штатах: террористы не только навязали основным мировым СМИ воистину "горячую" тематику статей и передач, но и во многом определили их ракурс. Международный телеканал CNN транслировал кадры жертв американских бомбардировок, которые подтверждали утверждения талибов об ударах по мирному, ни в чем не повинному населению. Лишь через месяц администрация Буша смекнула, что к чему, и договорилась с руководством телеканала о прекращении вещания арабской телекомпании "Аль-Джазира" на Европу и США. Заодно под запрет попали также и трансляции пресс-конференций представителей талибов и выступления Усамы бен Ладена, в том числе и потому, что они могут содержать конкретные инструкции для террористов, скрывающихся в разных странах мира.

Неподготовленность союзников к ведению информационной войны демонстрирует и разноголосица в публичных выступлениях политиков. Достаточно вспомнить дискуссию, развернувшуюся вокруг участия представителей талибов в переходном правительстве Афганистана. В то время как Северный альянс и Россия выступили против этого, Пакистан и США, напротив, согласились с присутствием "умеренных" талибов в будущем афганском руководстве. Разница в подходах уже заставляет предполагать, что в коалиции наметился раскол, и, несомненно, завтра талибы предпримут усилия для раздувания этих подозрений.

Непродуманность информационного воздействия как на противника, так и на собственную общественность видна подчас в безалаберных высказывания руководства США. Достаточно вспомнить, что американский президент сразу после терактов в Нью-Йорке и Вашингтоне объявил о начале нового "крестового похода". Его слова были расценены не только экстремистами, но и рядовыми правоверными как сигнал к началу войны христианства с исламом. Попытки разъяснить, что под "крестовым походом" Буш-младший имел в виду исключительно войну против террористов, ситуацию не сгладили, так как прозвучали слишком поздно и не очень убедительно.

Главная причина провала союзников на информационном поле лежит в разнице подходов в подачи информации ими и их противниками. Особенность контртеррористической коалиции, ядро которой составляют государства демократического уклада, состоит в отсутствии единой и последовательной идеологии, а именно это качество в настоящее время присутствует у сторонников бен Ладена. Демократия предполагает конкуренцию во всех сферах человеческой жизни, в том числе и в сфере идеологии: это и называют public relations. Экстремисты же используют преимущественно давление на общественное сознание, или пропаганду. Пропаганда – метод, присущий государственному управлению в условиях деспотии и тоталитарного строя. Связи с общественностью выросли из взаимоотношений внутри бизнеса или общества, которые всегда полисубъектны. А в условиях военного времени, в котором, по сути, сейчас живет весь мир, отсутствие единоначалия в подаче информации приводит к поражению в войне за общественное мнение. Геббельс характеризовал пропаганду как инструмент политики, средство социального контроля. "Переубеждение не входит в задачи пропаганды, ее функция – привлечь сторонников и держать их в подчинении", – писал этот апологет фашизма.

Демократическое государство всегда проигрывает террористам и преступности в мобильности поведения. Собеседник "Yтра", в прошлом сотрудник службы безопасности президента России (СБП РФ), говорит, что "террорист не связан ничем, бандит связан "понятиями", а государство связано законами": именно в этом корень всех трудностей. Террористы руководствуются только требованиями ситуации: когда надо с максимальной эффективностью за короткий срок проявить себя и навести ужас на общественность, заставить ее подчиниться своим требованиям. Спецслужбы же ограничены рамками правовых норм. Изменить их быстро, дабы действовать эффективно, можно только в условиях единого правления. В демократическом государстве, или в рамках антитеррористической коалиции, вначале необходимо пройти несколько этапов согласования, а только потом приступать к реализации планов. Но на обсуждение проблемы уходит много времени, которое используют экстремисты.

Наш эксперт привел в качестве примера работу Госдумы. "В "мирной" жизни парламентарии могут обсуждать проект закона годами: им ведь нужно вносить в готовый правительственный вариант удобные для себя поправки, что еще больше затягивает процесс".

Террористу важна оценка вообще, и не важно, какой она будет. Госструктурам нужны только положительные результаты, иначе они потеряют голоса избирателей. Электорат оценивает не итог, а конкретный факт. Например, противник сбивает вертолет. Пока было живо воспоминание о трагедии, в данном случае – о терактах в США, была моральная готовность терять вертолеты, лишь бы отомстить за гибель людей. Спустя некоторое время ощущения притупились, и главная цель – ликвидация баз террористов – уже не имеет значения для среднестатистического избирателя. Зато он ставит в вину своему правительству новые потери.

У государства есть только один источник информационной поддержки – государственные средства массовой информации. В распоряжении террористов – все СМИ. Последние начинают работать на экстремистов, всего лишь размещая материалы об их действиях. Кроме того, публикуя информацию о террористических базах в тех или иных районах, журналисты дают возможность тем же террористам оперативно перенести их в другое место. Либо представители прессы, приезжая на передовые, подчас засекреченные, позиции войск союзников, дают наводку экстремистам для контрударов.

В целом же, по оценке нашего эксперта, спецслужбы всего мира "проспали" опасность информационной войны со стороны терроризма. "И в России тоже, потому что не осталось профессионалов в данной сфере, их изгнали многочисленными реформами, начиная с 85-го года. Западные же службы настолько привыкли к информационным победам в условиях отсутствия конкуренции, что просто не обратили внимания на возможные угрозы".

К слову сказать, пропаганда действий государства поставлена не на очень высоком уровне и в самой России. Все жестче становятся высказывания в адрес Путина со стороны духовных лидеров российских мусульман, которые упрекают президента за его позицию в вопросе о бомбардировках Афганистана. Можно спорить, насколько и в каких пропорциях уместно тиражирование этой критики: какая-никакая, но демократия в стране действует, – но не обратить внимание на это невозможно. Нельзя также не отметить и очевидных промахов президентской пресс-службы и PR-структур, обслуживающих Путина. За примерами далеко ходить не надо: мало кто помнит Путина, снявшего ботинки при входе в мечеть, при том, что сие событие имело место быть в июле этого года. А приход Джорджа Буша в местную мечеть спустя несколько дней после терактов в США был растиражирован на весь мир. С другой стороны, недавно один из лидеров российских мусульман сетовал на то, что Путин отказывается от приглашения участвовать в мусульманских религиозных праздниках – мол, времени не хватает. Стоит напомнить, что Россия ведет свою войну против экстремизма в одной отдельно взятой исламской республике, в которой водятся свои пропагандисты. Возможно, последние заявления Путина стали результатом переосмысления и некоего внутрироссийского опыта в этой области. Кто знает, может, в скором будущем мы столкнемся с очередной сменой информационной политики как в отношении войны в Чечне, так и в вопросах освещения действий коалиции в Афганистане.