Когда-то зеленые, в ажурной тени улочки Кишинева то и дело оглашались звонкой и сочной идишской речью - город-то был ну очень еврейским. Но мало-помалу, с расцветом госязыка Израиля - иврита старонемецкий диалект с заимствованиями отовсюду (то бишь идиш) с его 1000-летней историей пошел на убыль, употребляется все реже и реже. Кое-где язык сей причисляют к "мертвым". Но это не так.

В молдавской столице живет бессарабский еврейский писатель, патриарх литературы на идиш в Европе, 90-летний Ихил Шрайбман. Он удивляет окружающих своей жизненной силой: свеж, как огурчик, по-прежнему пишет и издает свои книги, получает за них международные премии и вот уже 10 лет руководит созданным им же при библиотеке имени Мангера "Идиш-центром".

Рашковский старожил, или страж при идише.

Родился и вырос он Вадул-Рашкове (местечке вроде шолом-алейхемовской Касриловки). Своими прозой и стихами на протяжении всей жизни сооружал этой малой родине литературный памятник. Застрял душой в той деревне навсегда.

Вот и в итоговой своей (23-й по счету) книжке "Творения и любовь", автор в который раз предстает перед читателем рашковцем. Духом своим так никуда и не уходило из селения того вечное дитя Ихиленька Шрайбман. В сборнике под шапкой "Пятикнижие" он взял "напрокат" из Ветхого совета 7 роковых, "мучительных" сюжетов и переосмыслил по-рашковски. В книгу вошли 50 миниатюр (жанр чисто шрайбмановского изобретения) - эдаких крошечных алмазиков. Очень поэтичных, грустновато-юморных и пропитанных типично еврейской местечково-вселенской философией.

В многочисленных здравицах в честь Шрайбмана (ему обожают устраивать юбилеи, охотно зовут на всевозможные мероприятия, где не упускают возможности умилиться и восхититься старичком) его величают "смотрителем", "сторожем" идиша (мамэ лошн).

Ихил Исаакович никогда не стыдился и не боялся говорить и сочинять на нем. Фамилию и имя свои не менял, в советское время псевдонимов в угоду карьере не брал. При встречах со знаменитыми сородичами - Маршаком, Светловым, Матусовским, Слуцким, Балцаном старался освежить их память о метком, афористичном родном их "мамэ лошн".

Немецкие фашисты большому количеству носителей его навсегда "закрыли рот": из 6 миллионов истребленных евреев 4 говорили на идиш.

Во время пресловутой черты оседлости в России пышно расцвела идишская литература. Кроме этой страны, обильный урожай на писательские имена дали Польша, обе Америки (Северная и Южная), Румыния. Появились свои классики - 3 кита идишской словесности: Менделе Мойхер-Сфорим, Шолом-Алейхем и Ицхок Лейбуш Перец (москвич).

Нынче в своих просветительских поездках (по Германии, например) "последний из могикан" Шрайбман (но, как сам заявил, далеко не замыкающий) с приятным изумлением убедился, что немало немцев, в особенности студентов, владеют этим еврейским языком. На изучение его, как они признаются, толкнуло их генетическое чувство вины за злодеяния своих предков.

Муза Мария, или поцелуй в сгиб локтя.

Евреи Молдовы говорят о Шрайбмане: мудрец и "старейшина" наш так творчески плодовит и ухожен, потому что идеальные условия для сего ему создала русская жена его - Марина. Они спокойны за "национальное сокровище".

Слава идет о Марине Шрайбман - умная, расторопная, огневая. Пылинки с мужа сдувает. Едва ни с ложечки кормит. Ласкова, остроумна. Главное - идиш выучила и владеет им в совершенстве, при надобности синхронно переводит с него на русский. Даже пуделька своего выдрессировала понимать команды на языке мужа.

Идишкайт (еврейство) вошло в кровь этой женщины. Она даже гиюр (еврейство) хотела принять, да раввин не позволил. Чувствует женщина: за то, что живет рядом с евреем, на нее распространяется некая благодать (шхына).

Родом она из уральских казаков, в девичестве звалась Паньковой. В семье, как и везде, антисемизма не было(исключая незлобивых анекдотов). Но когда прочитав книжку Натана Рыбака девчонка вслух помечтала, что даст имя автора будущему своему сыну, мать отреагировала: "Ты что, сдурела? Он же еврей!" Точно такой же бестактностью надолго закомплексовала девушку ее родная тетка, сказав матери: "Манька-то твоя - страшненькая какая. Замуж никогда не выйдет."

Ан не угадала… Закончив консерваторию, Марина стала педагогом музшколы в городе Кургане. От трудов праведных поехала отдыхать на курорт в Гагры. Случайно оказалась на теплоходе, билеты на который скупил Литфон (Дом Творчества). Соседом юной Марины оказался улыбчивый, с проседью в смоляных кудрях Шрайбман (вдовец к тому времени).

Тогда-то он и разбил в прах ее "комплекс", назвав красавицей. То ли круглые атласные коленки молоденькой спутницы да щеки ее персиковые подействовали на стихотворца, то ли обаяние и смешливость ее - но Ихил всю дорогу блистал остроумием, сыпал шутками, на что Марина хохотала как сумасшедшая, так что соседи кричали: "Шрайбман, вы перевернете теплоход!"

Ее покорила его интеллигентность. Сходили по трапу - он поцеловал ее в сгиб локтя. Три дня потом место то горело, будто огнем прижгло. Ихил спросил: "Знаешь ли ты, кто я по национальности?" "Молдаванин?"- стала перечислять она: "Узбек? Грузин? Но не еврей же? - рассмеялась. Что это за народ, у которого нет языка?" "Должен тебя огорчить - я еврей. К тому же еврейский писатель." А для русского человека писатель - это небожитель, общающийся с Богом. Девушку кинуло в жар, в холод, стыдом обдало… "Не волнуйся ты так. Ты сказала, что у нас нет языка, - так ведь это от незнания. Мы ведь частенько отрицаем то, чего не знаем…"

500 писем написали они потом друг другу… Кишиневские евреи были поначалу очень против их союза. ("Кого ты вводишь в дом - эту "шиксу" (инородку)? Она слишком молода" (разница - 27 лет).

Муж стал для Марины воспитателем, учителем и отцом. Его слово для нее - закон. В свою очередь ее преданность и любовь подбрасывают дровишек в творческую его топку. И теперь уже Ихиленька стал ее ребенком. Кишиневские евреи восхищаются этой четой, благодарят Марину за опекаемое ею "народное достояние". А Лазарь Лагин (автор повести "Старик Хоттабыч") сказал о них: "А пореле фун Гот" (парочка от Бога).