Эллиот ДЖАГЕР

Сегодня исполняется 73 года со дня кончины Зеэва (Владимира) Жаботинского (по еврейскому календарю; по гражданскому он умер 4 августа 1940 года).

В связи с этим вспоминается, что три года назад семидесятилетие его ухода в мир иной было отмечено на кладбище на горе Герцля в Иерусалиме в присутствии премьер-министра Биньямина Нетаниягу и президента Шимона Переса. Событие важное – и в связи с годовщиной, и потому, что в нем приняли участие столь важные персоны. Но в израильских СМИ не было ни одного (!) упоминания об этом. Это удивительная оплошность, с учётом того, что Жаботинский был не только провозвестником государства Израиль, но также и выдающимся теоретиком и лидером сионизма.

Жаботинский родился и вырос в космополитичной Одессе, в то время бурлившей от еврейской интеллектуальной и культурной жизни. Втянувшись в журналистику, он стал опытным фельетонистом. Его путь стал ясен в 1903 году, когда страх перед погромами, захлестнувшими Россию, добрался и до его города, и он вступил в группу еврейской самообороны. В том же году он принял участие в Шестом Сионистском конгрессе в Базеле, который отверг просьбу Теодора Герцля рассмотреть возможность предоставления убежища и создания еврейской автономии в Восточной Африке.

Во время Второй мировой войны, когда сионистский истеблишмент осмотрительно придерживался нейтралитета, Жаботинский стал движущей силой в формировании Еврейского легиона, чтобы сражаться бок о бок с союзниками. В начале 1920-х годов, когда британские мандатные власти в Палестине регулярно капитулировали перед арабским нажимом, он организовал оборонительные силы против арабского разгула, – активные действия, за которые он сначала был британцами заключён в тюрьму, а позднее амнистирован и депортирован.

Жаботинский был непреклонен в своей настойчивости на пути к созданию еврейского государства, каким его видел с самого начала Герцль. Прорыв сквозь приспособленческую позицию тогдашнего еврейского истеблишмента по отношению к Британии был неизбежным. В 1925 году он основал ревизионистскую Сионистскую организацию, и 10 лет спустя вывел её из Конгресса. В день поста Тиша б’Ав 1938 года он произнёс в Варшаве пронзительную пророческую речь, умоляя евреев Польши “рассмотреть под собой вулкан, который вскоре начнёт извергать наружу свой огонь разрушения” – и бежать, пока они ещё в состоянии это сделать. Два года спустя, в возрасте 59 лет, Жаботинский умер в штате Нью-Йорк после обхода почётного караула своего молодёжного движения “Бейтар”. В Тель-Авиве лейбористская газета “Давар”, которая выступала против каждого его политического шага, тенденциозно написала: “Жаботинский умер. Этот одарённый скрипач умолк”. Это было данью его грозной силе как полемиста и завораживающего оратора, способного удерживать внимание аудитории на русском, иврите, идише, английском, французском и немецком языках.

Первый биограф Жаботинского Йосеф Б.Шлехтман описывал его как “мятежного государственного деятеля, борца и пророка”. Для Шмуэля Каца, его самого известного биографа, “Джабо” был просто “одиноким волком”. Его призывы к национальной гордости и внимание к военным дисциплинам мешали либералам, а врагов вынуждали невнятно бормотать, обвиняя его в том, что он фашист, одиозный противник романтических свобод в стиле XIX века и защитник прав женщин.

Подобно другим, Жаботинский, возможно, не смог до конца оценить зарождающийся арабский национализм, и испытывал отвращение к самой идее, что араб и еврей не смогут мирно жить вместе.

Многоязычная журналистика Жаботинского и его литературная деятельность – ключ к его собственному пути, к пониманию его характера и его образу жизни в общем, и еврейской жизни (и еврейскому воображению), в частности.

На протяжении всей его беспокойной политической карьеры ему удавалось каким-то образом писать романы, стихи, рассказы, патриотические песни, эссе и регулярную колонку в нью-йоркском издании “Morning Journаl” на идише. При чтении английского перевода одного из его романов, Гилель Ханкин обнаружил автопортрет самого Жаботинского, склонного по природе к жизни богемствующего сибарита. Однако, будучи преданным идее, этот герой взял на себя важные обязанности и был готов к самопожертвованию.

Обладал бы Жаботинский бескомпромиссной точкой зрения на территориальную целостность земли Израиля в современных условиях? Нашел бы он себя в израильской политике XXI века? Я не могу представить себе его в “Ликуде”, который называет себя наследником Жаботинского, и в каких-либо других современных израильских партиях я места для него тоже не вижу. Даже уйдя в лучший из миров, “Джабо” остаётся одиноким волком.

 ”Jews Ideas Daily”. Перевод с английского Игоря Файвушовича (Хадера